Случайбылпочтибезнадежный-наследственный
невроз, усугубленный неправильным воспитанием.Ееотец,человеквполне
нормальный и с повышенным чувством долга, старался всячески оградитьсвое
нездоровое потомство от житейских тревог,иврезультатедетивыросли
совершенно неспособнымиприноровлятьсякнеожиданностям,которымитак
богата жизнь. Единственное, что могсделатьДик,этовзятьсдевочки
обещание, что другой раз она ничего не будет затевать, непосоветовавшись
хотя бы с дежурной сестрой. А многого ли стоит обещание, когда в голове не
все ладно?
Еще Дик зашел к щупломуэмигранту-кавказцу,которыйлежалвчем-то
вроде гамака, плотно застегнутом со всех сторон и периодически погружаемом
в теплую ванну. В соседней палатепомещалисьтридочерипортугальского
генерала, страдавшие парезом, который медленно, новернораспространялся
по всему телу. Следующий больной был сам по профессии психиатр; у него Дик
посидел подольше, уверяя, что ему лучше, гораздо лучше,атотслушалс
жадным вниманием; надежда, которую ему удавалось-илинеудавалось-
почерпнутьвинтонацияхдоктораДайвера,былапоследнейниточкой,
связывавшей его с реальным миром. Закончивобход,Диквызвалиуволил
санитара, который не справлялся со своими обязанностями, - атамподошло
время ленча.
15
Совместные трапезы с больными всегда были Дику втягость.Разумеется,
обитатели "Шиповника" и "Буков" в них не участвовали, и напервыйвзгляд
могло показаться, будто за столом собралось самоеобыкновенноеобщество,
если бы негнетущаяатмосфера,неизменноцарившаявкомнате.Врачи,
которые были тутже,старалисьподдерживатьразговор,нобольшинство
больных ели молча, не поднимая глаз от тарелки, - толиуспелизаутро
утомиться, то ли хуже себя чувствовали на людях.
После ленча Дик пошел домой. Николь сидела в гостиной и как-тостранно
посмотрела на него.
- Вот, прочти. - Она протягивала ему какое-то письмо.
Он развернул сложенный листок бумаги. Письмо было от пациентки, которая
недавно выписалась из клиникивопрекимнениюврачебногосинклита.Оно
недвусмысленно обвинялоДикавтом,чтоонсоблазнилдочьбольной,
неотлучно находившуюся при ней в острыйпериодболезни.МиссисДайвер,
говорилось в заключение, безусловно полезно будет узнать об этом и понять,
"что собой представляет ее супруг".
Дик еще раз перечитал письмо. Оно было написановполнесвязным,даже
изысканным языком, но он без труда распознал в немприметыманиакального
бреда. Ему сразу вспомниласьдевушка,окоторойшларечь,-бойкая,
кокетливая брюнетка. Как-то по ее просьбе он захватил ее с собой на машине
в Цюрих и вечером привез обратно. Дорогой он от нечегоделать,почтииз
любезности один раз ее поцеловал.Онапотомделалапопыткипродолжить
флирт, но он не выказал никакого интереса.
Как-то по ее просьбе он захватил ее с собой на машине
в Цюрих и вечером привез обратно. Дорогой он от нечегоделать,почтииз
любезности один раз ее поцеловал.Онапотомделалапопыткипродолжить
флирт, но он не выказал никакого интереса. После этого - а можетбыть,и
вследствие этого - девица стала всячески придираться к немуивскореее
забрала мать из клиники.
- Чистейшая бессмыслица, - сказал Дик. - У меня вообще не былосэтой
девушкой никаких отношений. Она мне даже не нравилась.
- Да, я старалась себя в этом убедить, - сказала Николь.
- Ты, надеюсь, не вздумала поверить?
- Я всегда сижу дома...
Дик опустился на диван рядом с ней; его голос зазвучал укором:
- Не глупи, Николь. Это письмо написала душевнобольная.
- Я сама была душевнобольная.
Он встал и заговорил другим, властным тоном:
- Ну ладно, довольно глупостей. Собирайся и зови детей, мы сейчас едем.
Дик вел машину вдоль берега озера, по шоссе, огибавшему каждый мысок, и
она то ныряла в зеленый древесный туннель, то опять выезжаланаоткрытое
место, подставляя ветровое стекловодянымбрызгамисолнцу.Этобыла
собственная машина Дика, "рено", такой крошечный, что все казалисьвнем
великанами, кроме детей, которые сидели сзади,анадними,какмачта,
торчала mademoiselle. Они знали наизусть каждый километр этой дороги - где
запахнет нагретой хвоей, а где будет валить из трубычерныйдым.Высоко
стоявшее солнце с рожицей,какнакартинке,нещаднопеклосоломенные
детские шляпы.
Николь молчала; Дикубылонепосебеподеежестким,немигающим
взглядом. Он часто чувствовал себя с ней неуютно, порой онаутомлялаего
неожиданными всплесками саморазоблачений,которыеприберегаладлянего
одного: "Я такая, - нет, верней, я такая". Но сегодня он был бы рад,если
бы она тараторила без умолку и хоть на миг далабыемузаглянутьвее
беспокойные мысли. Опаснее всего было, когда она вот так уходила в себяи
замыкалась на все запоры.
В Цуге mademoiselle вышла, а Дайверы поехали дальше. Чтобыпопастьна
Агирскую ярмарку, импришлосьпробиратьсячерезцелоестадодорожных
катков. Наконец Дик поставил машину, и так как Николь смотрела нанегои
не двигалась с места, он ласково сказал: "Выходи, дорогая". Ее губывдруг
раздвинулись в зловещей улыбке, и у него екнуло сердце,ноонповторил,
словно ничего не заметив: "Выходи, а то дети не могут вылезть".
- О, я выйду, - сказала она, вырвав эти слова из какого-то сюжета,так
стремительно закручивавшегося у нее в голове, что он не могухватитьего
суть. - Можешь не беспокоиться. Я выйду.
- Вот и выходи.
Онашла,отвернувшись,нонаеелицевсеещеблуждалаулыбка,
рассеянная и в то же время насмешливая. ТолькокогдаЛаньеокликнулее
несколько раз, ей удалось поймать вполезренияодинпредмет-ширму
бродячего кукольника - и за нее зацепиться.
Дик не знал, что предпринять.