Дик не знал, что предпринять. Двойственность его отношений к ней -как
мужа и как психиатра - парализовала его энергию. Заэтишестьлетбыло
несколько случаев, когда она сбивала его с правильногопути,товызывая
обезоруживающее чувство жалости, то увлекая полетом фантазии,бессвязной,
но яркой;итолькопотом,придявсебя,точнопослеприпадка,он
осознавал, что она оказалась сильнее его.
Дети заспорили между собой -тотлиэтоПульчинелла,которогоони
прошлый год видели вКанне,илидругой;носпорбылулажен,ивсе
семейство двинулось дальше между раскинутых под открытым небомярмарочных
строений. Белые чепцы женщин из разных кантонов, их бархатные безрукавки и
яркие сборчатые юбки стушевывались среди пестроразмалеванныхпалатоки
ларьков. Где-то звенели бубенцы и подвывала шарманка.
Вдруг Николь бросилась бежать. Это произошло такнеожиданно,чтоДик
спохватился, когда ее желтое платье уже мелькало в толпе впереди - охряный
стежок на стыке яви и сна. Он побежал за ней; тайком она убегала, и тайком
он преследовал ее. В пронзительном ужасе, вдругнаполнившемэтотжаркий
день, он позабыл о детях; потом круто повернул назад, нашел их, схватил за
руки и, таща за собой, заметался от палатки к палатке.
- Madame! - крикнул он молодой женщине, сидевшейзабелымлотерейным
барабаном. - Est-ce que je рейх laisser ces petits avec vouc deux minutes?
C'est tres urgent - je vous donnerai dix francs[Немогулиянадве
минуты оставить у вас этих малышей? У меняважноедело,явамзаплачу
десять франков (франц.)].
- Mais oui [ну, конечно (франц.)].
Он втолкнул детей в палатку.
- Alors - restez avee cette gentille dame [вот, побудьте сэтоймилой
дамой (франц.)].
- Oui, Dick [хорошо, Дик (франц.)].
Он опять побежал, но Николь уже нигде не было видно. Он хотелобогнуть
карусель и только тогда понял, что кружит вместе с ней, когда заметил, что
рядом все одна и та же лошадь. Онпротолкалсясквозьтолпуубуфетной
стойки, потом увидел шатер прорицательницы и, вспомнив пристрастиеНиколь
ко всяким гаданьям, рванул полу шатраизаглянулвнутрь.Низкийголос
загудел:
- La septieme fille d'une septieme fille nee sur lesrivesduNil...
Entrez, Monsieur[Седьмаядочьседьмойдочери,рожденнойнаберегах
Нила... Входите, мосье (франц.)]
Он отбросил полу и побежал дальше, к озеру, гденафонесинегонеба
совершало свои обороты небольшое "чертово колесо". Здесь он ее нашел.
Она сидела одна в вагонетке, которая сейчас шласверхувниз;подойдя
ближе, он увидел, что она истерически хохочет. Приследующемоборотеон
вмешался в толпу, уже заметившую неестественность этого хохота.
- Regardez-moi ca! [Посмотрите-ка на нее! (франц.)]
- Regardez donecetteAnglaise![Посмотрите-канаэтуангличанку!
(франц.)]
Вагонетка опять шла вниз, но вращение колеса замедлялось, и музыка тоже
играла все медленнее. С десяток людейокружиловагонетку,когдаколесо
остановилось; на бессмысленныйсмехНикольонинепроизвольноотвечали
такими же бессмысленными улыбками.
С десяток людейокружиловагонетку,когдаколесо
остановилось; на бессмысленныйсмехНикольонинепроизвольноотвечали
такими же бессмысленными улыбками. УвидевДика,Никольсразуперестала
смеяться; она попыталась было ускользнуть, но онкрепкосхватилеепод
руку и потащил прочь.
- Почему ты дала себе так распуститься?
- Ты отлично знаешь - почему.
- Нет, не знаю.
- Нечего притворяться - пусти мою руку,-ты,видно,считаешьменя
глупей, чем я есть. Думаешь, я не видела, кактадевчонкастроилатебе
глазки, - та, маленькая, черненькая. Просто срам - она же совсемребенок,
от силы пятнадцать лет. Думаешь, я не видела?
- Присядем здесь на минутку, тебе нужно успокоиться.
Они сели за столик; ее взгляд был до краевпереполненподозрением,и
она все время делала рукой такой жест, будто отгоняла что-то, мешавшееей
смотреть.
- Я хочу выпить, закажи мне коньяку.
- Коньяку тебе нельзя, - если хочешь, можешь взять кружку пива.
- А почему нельзя коньяку?
- Нельзя, и все. Теперь слушай: никакой черненькой девушки не было, это
галлюцинация, понятно тебе?
- Ты всегда говоришь "галлюцинация", если я вижу то, что ты хотел бы от
меня скрыть.
Он смутно чувствовалсебявиноватым;такбывает,когдапривидится
дурной сон, будто тебя обвинили впреступленииитыужеготоввнем
сознаться, а потом просыпаешься и понимаешь, что никакого преступленияты
не совершал, но чувство вины остается. Он отвел глаза.
- Я оставил детей в палатке у цыганки. Нужно сходить за ними.
- Тыкемжесебявообразил?-спросилаона.-Гипнотизеромиз
"Трильби"?
Четверть часа назад этобыласемья.Сейчас,непроизвольнооттесняя
Николь плечом в сторону, он думал о том, что все они, взрослые идети,-
жертва несчастного случая.
- Сейчас поедем домой.
- Домой! - крикнула она так отчаянно, что ее голос дрогнулисорвался
на высокой ноте. - И опять сидеть, и гнить взаперти, инаходитьсгнивший
прах детей в каждом открывающемся ящике. Какая гадость!
Почти с облегчением он увидел, что в этом вопле она выложиласьвсядо
конца, и Николь обостренным до предела чутьем угадала спад его напряжения.
Взгляд ее смягчился, и она стала просить:
- Помоги мне, Дик, помоги мне!
У него защемило сердце. Ужасно, что такаяпрекраснаябашнянеможет
стоять без подпоры, а подпорой должен быть он. В какой-томереэтодаже
было правильно - таковарольмужчины:фундаментиидея,контрфорси
логарифм. Но Дик и Николь стали, по существу, равны и едины; никто изних
не дополнял и не продолжал другого; она была Диком тоже, вошла в его плоть
и кровь. Он не мог наблюдать со стороныраспадееличности-этобыл
процесс, затрагивавший и егособственнуюличность.Егоинтуицияврача
выливалась в нежность и сострадание, но сделатьонмогтолькото,что
предписывала современнаяметодика,-постаратьсязатормозитьпроцесс.