Вы и поговорить по-человечески не можете. Кретина за сто миль видно: он даже поговорить не умеет...
Тут он развернулся по-настоящему, и я опять очутился на полу. Не помню, потерял я сознание или нет, по-моему, нет. Человека очень трудно
нокаутировать - это только в кино легко. Но кровь у меня текла из носу отчаянно. Когда я открыл глаза, дурак Стрэдлейтер стоял прямо надо мной.
У него в руках был умывальный прибор.
- Я же тебя предупреждал, - говорит. Видно, он здорово перепугался, боялся, должно быть, что я разбил голову, когда грохнулся на пол. Жаль,
что я не разбился. - Сам виноват, черт проклятый! - говорит. Ух, и перепугался же он!
А я и не встал. Лежу на полу и ругаю его идиотом, сукиным сыном. Так был зол на него, что чуть не ревел.
- Слушай, пойди-ка умойся! - говорит он. - Слышишь?
А я ему говорю, пусть сам пойдет умоет свою подлую рожу - конечно, это было глупо, ребячество так говорить, но уж очень я был зол, пусть,
говорю, сам пойдет, а по дороге в умывалку пусть шпокнет миссис Шмит. А миссис Шмит была женой нашего швейцара, старуха лет под семьдесят.
Так я и сидел на полу, пока дурак Стрэдлейтер не ушел. Я слышал, как он идет по коридору в умывалку. Тогда я встал. И никак не мог отыскать
эту треклятую шапку. Потом все-таки нашел. Она закатилась под кровать. Я ее надел, повернул козырьком назад - мне так больше нравилось - и
посмотрел на свою дурацкую рожу в зеркало. Никогда в жизни я не видел столько кровищи! Весь рот у меня был в крови и подбородок, даже вся пижама
и халат. Мне страшно было, и интересно. Вид у меня от этой крови был какой-то прожженный. Я и дрался-то всего раза два в жизни и оба раза
неудачно. Из меня драчун плохой. Я вообще пацифист, если уж говорить всю правду. Мне казалось, что Экли не спит и все слышит. Я прошел через
душевую в его комнату посмотреть, что он там делает. Я к нему редко заходил. У него всегда чем-то воняло - уж очень он был нечистоплотный.
7
Через занавески в душевой чуть-чуть пробивался свет из нашей комнаты, и я видел, что он лежит в постели. Но я отлично знал, что он не спит.
- Экли? - говорю. - Ты не спишь?
- Нет.
Было темно, и я споткнулся о чей-то башмак и чуть не полетел через голову. Экли приподнялся на подушке, оперся на локоть. У него все лицо
было намазано чемто белым от прыщей. В темноте он был похож на приведение.
- Ты что делаешь? - спрашиваю.
- То есть как это - что я делаю? Хотел уснуть, а вы, черти, подняли тарарам. Из-за чего вы дрались?
- Где тут свет? - Я никак не мог найти выключатель. Шарил по стене - ну никак.
- А зачем тебе свет?.. Ты руку держишь у выключателя.
Я нашел выключатель и зажег свет. Экли заслонил лицо рукой, чтоб свет не резал ему глаза.
- О черт! - сказал он. - Что с тобой? - Он увидел на мне кровь.
- Поцапались немножко со Стрэдлейтером, - говорю. Потом сел на пол. Никогда у них в комнате не было стульев. Не знаю, что они с ними
делали. - Слушай, хочешь, сыграем разок в канасту? - говорю.
Он страшно увлекался канастой.
- Да у тебя до сих пор кровь идет! Ты бы приложил что-нибудь.
- Само пройдет. Ну как, сыграем в канасту или нет?
- С ума сошел - канаста! Да ты знаешь, который час?
- Еще не поздно.
Часов одиннадцать, полдвенадцатого!
- Это, по-твоему, не поздно? - говорит Экли. - Слушай, мне завтра вставать рано, я в церковь иду, черт подери! А вы, дьяволы, подняли бучу
среди ночи. Хоть скажи, из-за чего вы подрались?
- Долго рассказывать. Тебе будет скучно слушать, Экли. Видишь, как я о тебе забочусь! - Я с ним никогда не говорил о своих личных делах.
Во-первых, он был еще глупее Стрэдлейтера. Стрэдлейтер по сравнению с ним был настоящий гений. - Знаешь что, - говорю, - можно мне эту ночь
спать на кровати Эла? Он до завтрашнего вечера не вернется.
- А черт его знает, когда он вернется, - говорит Экли.
Я знал, что Эл не вернется. Он каждую субботу уезжал домой.
- А черт его знает, когда он вернется, - говорит Экли.
Фу, до чего он мне надоел!
- То есть как это? - говорю. - Ты же знаешь, что он в воскресенье до вечера никогда не приезжает.
- Знаю, но как я могу сказать - спи, пожалуйста, на его кровати! Разве полагается так делать?
Убил! Я протянул руку, все еще сидя на полу, и похлопал его, дурака, по плечу.
- Ты - принц, Экли, детка, - говорю. - Ты знаешь это или нет?
- Нет, правда, не могу же я просто сказать человеку - спи на чужой кровати.
- Ты - настоящий принц. Ты джентльмен и ученый, дитя мое! - сказал я. А может быть, он и был ученый. - У тебя случайно нет сигарет? Если
нет - я умру!
- Нет у меня ничего. Слушай, из-за чего началась драка?
Но я ему не ответил. Я только встал и подошел к окну. Мне вдруг стало так тоскливо. Подохнуть хотелось, честное слово.
- Из-за чего же вы подрались? - в который раз спросил Экли. Он мог душу вымотать из человека.
- Из-за тебя, - говорю.
- Что за черт? Как это из-за меня?
- Да, я защищал твою честь. Стрэдлейтер сказал, что ты гнустная личность. Не мог же я ему спустить такую дерзость!
Он как подскочит!
- Нет, ей-богу? Это правда? Он так сказал?
Но тут я ему объяснил, что шучу, а потом лег на кровать Эла. Ох, до чего же мне было плохо! Такая тоска, ужасно.
- У вас тут воняет, - говорю. - Отсюда слышно, как твои носки воняют. Ты их отдаешь в стирку или нет?
- Не нравится - иди знаешь куда! - сказал Экли. Вот ума палата! - Может быть, потушишь свет, черт возьми?
Но я не сразу потушил. Я лежал на чужой кровати и думал про Джейн и про все, что было. Я просто с ума сходил, как только представлял себе
ее со Стрэдлейтером в машине этого толстозадого Эда Бэнки. Как подумаю - так хочется выбросится в окошко. Вы-то не знаете Стрэдлейтера, вам
ничего, а я его знаю. Все ребята в Пэнси только трепались, что путаются с девчонками, как Экли, например, а вот Стрэдлейтер и вправду путался. Я
сам был знаком с двумя девицами, с которыми он путался. Верно говорю.
- Расскажи мне свою биографию, Экли, детка, наверно, это увлекательно! - говорю.
- Да потуши ты этот четров свет! Мне завтра утром в церковь, понимаешь?
Я встал, потушил свет - раз ему так хочется. Потом опять лег на кровать Эла.
- Ты что - собираешься спать тут? - спросил Экли. Да радушный хозяин, ничего не скажешь.
- Не знаю.