Когда она вошла, он вспыхнул,
как зарево. Он был очень рад, что за столом я сел с ним рядом,и,кажется,
уже считает меня своим закадычным другом.
За столом французик тонировал4 необыкновенно; он совсеминебрежени
важен. А в Москве, я помню, пускал мыльные пузыри. Он ужасно много говорил о
финансах и о русской политике. Генерал иногда осмеливался противоречить,но
скромно,единственнонастолько,чтобынеуронитьокончательносвоей
важности. --------
4 - задавал тон (франц. - ton).
Я был в странном настроении духа; разумеется, я еще дополовиныобеда
успел задать себе мой обыкновенный и всегдашний вопрос: зачем я валандаюсь с
этим генералом и давным-давно не отхожу отних?Изредкаявзглядывална
Полину Александровну; она совершенно не примечала меня. Кончилось тем, что я
разозлился и решился грубить.
Началось тем, что я вдруг, ни с того ни с сего,громкоибезспросу
ввязался в чужой разговор. Мне, главное, хотелось поругаться сфранцузиком.
Я оборотился к генералу и вдруг совершенно громко и отчетливо,и,кажется,
перебив его, заметил, что нынешним летом русским почти совсем нельзя обедать
в отелях за табльдотами. Генерал устремил на меня удивленный взгляд.
- Если вы человек себя уважающий, - пустился я далее, -тонепременно
напроситесь на ругательства и должны выносить чрезвычайные щелчки. ВПариже
и на Рейне, даже в Швейцарии,затабльдотамитакмногополячишекиим
сочувствующих французиков, что нет возможностивымолвитьсло'ва,есливы
только русский.
Я проговорил это по-французски. Генерал смотрел на менявнедоумении,
не зная, рассердиться ли ему или только удивиться, что я так забылся.
- Значит, вас кто-нибудьигде-нибудьпроучил,-сказалфранцузик
небрежно и презрительно.
- Я в Париже сначала поругался с одним поляком, - ответил я, - потомс
одним французским офицером, который поляка поддерживал.Азатемужчасть
французов перешла на мою сторону, когда я им рассказал, как я хотелплюнуть
в кофе монсиньора.
- Плюнуть? - спросил генерал с важным недоумением и дажеосматриваясь.
Французик оглядывал меня недоверчиво.
- Точно так-с, - отвечал я. - Так как я целых два дня был убежден,что
придется, может быть, отправиться по нашему делу наминуткувРим,тои
пошел в канцелярию посольства святейшегоотцавПариже,чтобвизировать
паспорт. Там меня встретил аббатик, лет пятидесяти,сухойисморозомв
физиономии, и, выслушав меня вежливо, но чрезвычайно сухо, просил подождать.
Я хоть и спешил, но, конечно, сел ждать, вынул "Opinion nationale"5истал
читать страшнейшее ругательство против России. Между тем я слышал, какчрез
соседнюю комнатукто-топрошелкмонсиньору;явидел,какмойаббат
раскланивался. Я обратился к нему с прежнею просьбою; он ещесушепопросил
меня опять подождать. Немного спустя вошелкто-тоещенезнакомый,ноза
делом, - какой-то австриец, его выслушалиитотчасжепроводилинаверх.
Тогда мне стало очень досадно; явстал,подошелкаббатуисказалему
решительно, что так как монсиньор принимает, то можеткончитьисомною.
Вдругаббатотшатнулсяотменяснеобычайнымудивлением.Емупросто
непонятно стало, каким это образом смеет ничтожный русскийравнятьсебяс
гостями монсиньора? Самым нахальным тоном, как бы радуясь,чтоможетменя
оскорбить, обмерил он меня с ног до головы и вскричал:"Такнеужелижвы
думаете, что монсиньор бросит для вас свой кофе?" Тогда и я закричал, но еще
сильнее его: "Так знайте ж, что мне наплеватьнакофевашегомонсиньора!
Если вы сию же минуту не кончитесмоимпаспортом,тояпойдукнему
самому". --------
5 - "Народное мнение" (франц.).
"Как! в то же время, когда у него сидит кардинал!" - закричалаббатик,
с ужасом от меня отстраняясь, бросился к дверям ирасставилкрестомруки,
показывая вид, что скорее умрет, чем меня пропустит.
Тогда я ответил ему, что я еретик и варвар, "que je suisheretiqueet
barbare", и что мне все эти архиепископы, кардиналы, монсиньоры ипроч.,и
проч. - все равно. Одним словом,япоказалвид,чтонеотстану.Аббат
поглядел на мена с бесконечною злобою, потом вырвал мой паспорт иунесего
наверх. Чрез минуту он был уже визирован. Вот-с, не угодно ли посмотреть?-
Я вынул паспорт и показал римскую визу.
- Вы это, однако же, - начал было генерал...
- Вас спасло, что вы объявили себяварваромиеретиком,-заметил,
усмехаясь, французик. - "Cela n'etait pas si bete"6. --------
6 - Это не так глупо было (франц.).
- Так неужели смотреть на наших русских? Они сидят здесь -пикнутьне
смеют и готовы, пожалуй, отречься от того, что они русские. По крайнеймере
в Париже в моем отеле со мною стали обращаться гораздо внимательнее, когда я
всемрассказаломоейдракесаббатом.Толстыйпольскийпан,самый
враждебный ко мне человек за табльдотом, стушевался на второй план. Французы
даже перенесли, когда я рассказал, что года два тому назад видел человека, в
которого французский егерь в двенадцатом году выстрелил - единственно только
для того, чтоб разрядить ружье. Этотчеловекбылтогдаещедесятилетним
ребенком, и семейство его не успело выехать из Москвы.
- Этого быть не может, - вскипел французик,-французскийсолдатне
станет стрелять в ребенка!
- Между тем это было, -отвечаля.-Этомнерассказалпочтенный
отставной капитан, и я сам видел шрам на его щеке от пули.
Французначалговоритьмногоискоро.Генералсталбылоего
поддерживать, но я рекомендовал емупрочестьхоть,например,отрывкииз
"Записок"генералаПеровского,бывшеговдвенадцатомгодувпленуу
французов. Наконец, Марья Филипповнаочем-тозаговорила,чтобперебить
разговор.