Все
это занимало меня сильно;хотя,конечно,яипреждемогпредугадывать
главныетолстейшиенити,связывавшиепредомноюактеров,новсе-таки
окончательно не знал всех средств и тайн этой игры. Полина никогданебыла
со мною вполне доверчива. Хоть и случалось, правда, чтоонаоткрываламне
подчас, как бы невольно, свое сердце, но я заметил, что часто,дапочтии
всегда, после этих открытий или в смех обратит все сказанное, или запутает и
с намерением придаст всему ложный вид. О! онамногоескрывала!Вовсяком
случае, я предчувствовал, что подходит финалвсегоэтоготаинственногои
напряженного состояния. Еще один удар - и все будет кончено и обнаружено.О
своей участи, тоже во всем этомзаинтересованный,япочтинезаботился.
Странное у меня настроение: в кармане всего двадцать фридрихсдоров; я далеко
на чужой стороне, без места и без средств к существованию, без надежды,без
расчетов и - не забочусь об этом! Если бы не дума о Полине, то я просто весь
отдался бы одному комическому интересу предстоящей развязки и хохотал быво
все горло. Но Полина смущает меня; участь ее решается, это я предчувствовал,
но, каюсь, совсем не участь ее меня беспокоит. Мне хочется проникнутьвее
тайны; мне хотелось бы, чтобы она пришла ко мне исказала:"Ведьялюблю
тебя", а если нет, если это безумство немыслимо, тотогда...ну,дачего
пожелать? Разве я знаю, чего желаю? Я сам как потерянный; мне только бы быть
при ней, в ее ореоле, в ее сиянии, навечно,всегда,всюжизнь.Дальшея
ничего не знаю! И разве я могу уйти от нее?
В третьем этаже, в их коридоре, меня что-то как толкнуло.Яобернулся
и, в двадцати шагах или более, увидел выходящую из двери Полину.Онаточно
выжидала и высматривала меня и тотчас же к себе поманила.
- Полина Александровна...
- Тише! - предупредила она.
- Представьте себе, - зашептал я, - меня сейчас точночтотолкнулов
бок; оглядываюсь - вы! Точно электричество исходит из вас какое-то!
- Возьмите это письмо, -заботливоинахмуреннопроизнеслаПолина,
наверное не расслышав того, что я сказал, - и передайте лично мистеру Астлею
сейчас. Поскорее, прошу вас. Ответа не надо. Он сам...
Она не договорила.
- Мистеру Астлею? - переспросил я в удивлении.
Но Полина уже скрылась в дверь.
- Ага, такунихпереписка!-я,разумеется,побежалтотчасже
отыскивать мистера Астлея, сперва в его отеле, где его незастал,потомв
воксале, где обегал все залы, и наконец,вдосаде,чутьневотчаянии,
возвращаясь домой, встретил его случайно, в кавалькаде какие-тоангличани
англичанок, верхом. Я поманил его, остановил и передалемуписьмо.Мыне
успели и переглянуться. Но я подозреваю, что мистер Астлей нарочнопоскорее
пустил лошадь.
Мучила ли меня ревность? Но я был в самом разбитом состоянии духа. Яи
удостовериться не хотел, о чем они переписываются. Итак, онееповеренный!
"Друг-то друг, - думал я, - и это ясно (и когда он успел сделаться), но есть
ли тут любовь?" "Конечно, нет",-шепталмнерассудок.
Яи
удостовериться не хотел, о чем они переписываются. Итак, онееповеренный!
"Друг-то друг, - думал я, - и это ясно (и когда он успел сделаться), но есть
ли тут любовь?" "Конечно, нет",-шепталмнерассудок.Новедьодного
рассудкавэдакихслучаяхмало.Вовсякомслучаепредстоялоиэто
разъяснить. Дело неприятно усложнялось.
Не успел я войти в отель, какшвейцаривышедшийизсвоейкомнаты
обер-кельнер сообщилимне,чтоменятребуют,ищут,триразапосылали
наведываться: где я? - просят как можно скорее в номер к генералу. Ябылв
самом скверном расположении духа. Угенералавкабинетеянашел,кроме
самого генерала, Де-Грие иm-lleBlanche,одну,безматери.Матьбыла
решительно подставная особа, употреблявшаяся толькодляпарада;нокогда
доходило до настоящего дела, то m-lle Blanche орудовала одна. Да иврядли
та что-нибудь знала про дела своей названной дочки.
Они втроем о чем-то горячосовещались,идажедверькабинетабыла
заперта, чего никогда не бывало.Подходякдверям,ярасслышалгромкие
голоса - дерзкий иязвительныйразговорДе-Грие,нахально-ругательныйи
бешеныйкрикBlancheижалкийголосгенерала,очевидновчем-то
оправдывавшегося. При появлениимоемвсеоникакбыпоприудержалисьи
подправились.Де-Гриепоправилволосыиизсердитоголицасделал
улыбающееся,-тоюскверною,официально-учтивою,французскоюулыбкою,
которую я так ненавижу. Убитый и потерявшийся генерал приосанился, но как-то
машинально. Одна только m-lle Blanche почтинеизмениласвоейсверкающей
гневом физиономии и только замолкла, устремив на менявзорснетерпеливым
ожиданием.Замечу,чтоонадоневероятностинебрежнодоселесомною
обходилась, даже не отвечала на мои поклоны, - просто не примечала меня.
-АлексейИванович,-началнежнораспекающимтономгенерал,-
позвольте вам объявить, что странно, в высочайшей степенистранно...одним
словом, ваши поступки относительно меня и моего семейства... одним словом, в
высочайшей степени странно...
- Eh! ce n'est pas ca,-сдосадойипрезрениемперебилДе-Грие.
(Решительно, он всем заправлял!) - Mon cher monsieur, notre cher generalse
trompe49, - впадая в такой тон (продолжаю его речь по-русски), ноонхотел
вам сказать... то есть вас предупредитьили,лучшесказать,проситьвас
убедительнейше, чтобы вы не губили его, - ну да,негубили!Яупотребляю
именно это выражение...
- Но чем же, чем же? - прервал я.
- Помилуйте, вы беретесь быть руководителем (или как это сказать?) этой
старухи, cette pauvre terrible vieille50, - сбивался сам Де-Грие, - новедь
она проиграется; онапроиграетсявсявпух!Высамивидели,выбыли
свидетелем, как она играет! Если она начнет проигрывать,тоонаужине
отойдет от стола, из упрямства, из злости, и всебудетиграть,всебудет
играть, а в таких случаях никогда не отыгрываются, и тогда.