Ну что, что могут они мне сказать
нового, чего я не знаю? И разве в этом дело? Тут деловтом,что-один
оборот колеса и все изменяется, и эти же самые моралисты первые(явэтом
уверен) придут с дружескими шутками поздравлять меня. И не будут от меня все
так отворачиваться, как теперь. Да наплевать на них на всех! Чтоятеперь?
Zero. Чем могу быть завтра? Я завтра могу измертвыхвоскреснутьивновь
начать жить! Человека могу обрести в себе, пока еще он не пропал!
Я действительно тогда поехал в Гомбург, но... я былпотомиопятьв
Рулетенбурге, был и в Спа, был даже и в Бадене, кудаяездилкамердинером
советника Гинце, мерзавца и бывшего моего здешнего барина. Да,ябылив
лакеях, целых пять месяцев! Это случилось сейчас после тюрьмы. (Я ведь сидел
и в тюрьме в Рулетенбурге за один здешнийдолг.Неизвестныйчеловекменя
выкупил, - кто такой? Мистер Астлей? Полина? Не знаю, но долг былзаплачен,
всего двести талеров, и я вышел наволю.)Кудамнебылодеваться?Яи
поступил к этому Гинце. Он человек молодой и ветреный, любит полениться, а я
умею говорить и писать на трех языках. Ясначалапоступилкнемучем-то
вроде секретаря, за тридцать гульденов в месяц; но кончил унегонастоящим
лакейством: держать секретаря ему стало не по средствам,ионмнесбавил
жалованье; мне же некуда было идти, я остался - и такимобразомсамсобою
обратился в лакея. Я недоедал и недопивал на его службе, но затонакопилв
пять месяцев семьдесят гульденов. Однажды вечером, в Бадене, я объявилему,
что желаю с ним расстаться; в тот же вечер я отправился на рулетку.О,как
стучало мое сердце! Нет,неденьгимнебылидороги!Тогдамнетолько
хотелось, чтоб завтра же все этиГинце,всеэтиобер-кельнеры,всеэти
великолепные баденские дамы, чтобы все они говорилиобомне,рассказывали
мою историю, удивлялись мне, хвалили меня ипреклонялисьпредмоимновым
выигрышем. Все это детские мечты и заботы, но... кто знает:можетбыть,я
повстречался бы и с Полиной, я бы ей рассказал, и она бы увидела, что я выше
всех этих нелепых толчков судьбы... О, не деньги мне дороги! Яуверен,что
разбросал бы их опять какой-нибудь Blanche и опять ездилбывПарижетри
недели на паре собственных лошадейвшестнадцатьтысячфранков.Яведь
наверное знаю, что я не скуп; я даже думаю, что я расточителен,-амежду
тем, однако ж, с каким трепетом, с каким замиранием сердца я выслушиваю крик
крупера: trente et un, rouge, impaire et passe или: quatre,noir,pairet
manque! С какою алчностью смотрю я на игорный стол, покоторомуразбросаны
луидоры, фридрихсдоры и талеры, на столбики золота,когдаониотлопатки
крупера рассыпаются в горящие, как жар, кучи, или на длинные в аршинстолбы
сеpебpа, лежащие вокpуг колеса. Еще подходя к игоpной зале, за двекомнаты,
только что я заслышудзеньканьепересыпающихсяденег,-сомноюпочти
делаются судороги.
О, тот вечер, когда я понес мои семьдесят гульденовнаигорныйстол,
тоже был замечателен.
О, тот вечер, когда я понес мои семьдесят гульденовнаигорныйстол,
тоже был замечателен. Я начал с десяти гульденов и опять с passe. К passeя
имею предрассудок. Я проиграл...Оставалосьуменяшестьдесятгульденов
серебряною монетою; я подумал - и предпочел zero. Я сталразомставитьна
него по пяти гульденов; с третьей ставки вдруг выходит zero, я чуть неумер
от радости, получив сто семьдесят пять гульденов; когда я выиграл стотысяч
гульденов, я не был так pад. Тотчас же я поставил сто гульденов наrouge-
дала; все двести на rouge-дала;всечетырестанаnoir-дала;все
восемьсот на manque - дала; считая с прежним, было тысяча семьсот гульденов,
и это - менее чем в пять минут! Да, в эдакие-то мгновениязабываешьивсе
прежние неудачи! Ведьядобылэтоболеечемжизниюрискуя,осмелился
рискнуть и - вот я опять в числе человеков!
Я занял номер, заперся и часов до трехсиделисчиталсвоиденьги.
Наутро я проснулся уже не лакеем. Я решил в тот же день выехатьвГомбург:
там я не служил в лакеях и втюрьменесидел.Заполчасадопоездая
отпpавился поставитьдвеставки,неболее,ипроигралполторытысячи
флоринов. Однако же все-таки переехал в Гомбург, ивотужемесяц,какя
здесь...
Я, конечно, живу в постояннойтревоге,играюпосамоймаленькойи
чего-то жду, рассчитываю, стою по целым дням уигорногостолаинаблюдаю
игру, даже во сне вижу игру, но при всем этом мне кажется, что якакбудто
одеревенел, точно загряз в какой-то тине. Заключаю этоповпечатлениюпри
встрече смистеромАстлеем.Мыневидалисьстогосамоговремении
встретились нечаянно; вот как это было. Я шелвсадуирассчитывал,что
теперь я почти без денег, но что уменяестьпятьдесятгульденов,кроме
того, в отеле, где я занимаю каморку, ятретьегоднясовсемрасплатился.
Итак, мне остается возможность один только раз пойти теперьнарулетку,-
если выиграю хоть что-нибудь, можно будет продолжать игру; еслипроиграю-
надо опять идти в лакеи, в случае если не найду сейчас русских,которымбы
понадобился учитель. Занятый этою мыслью, я пошел, моею ежедневною прогулкою
чрез парк и чрез лес, в соседнее княжество. Иногда я выхаживал таким образом
часа по четыре и возвращался в Гомбург усталый и голодный. Только чтовышел
я из сада в парк, как вдруг на скамейке увиделмистераАстлея.Онпервый
меня заметил и окликнул меня. Я сел подле него. Заметив же внемнекоторую
важность, я тотчас же умерил мою радость; а тоябылоужаснообрадовался
ему.
- Итак, вы здесь! Я так и думал, что вас повстречаю, - сказал он мне. -
Не беспокойтесь рассказывать: я знаю, я все знаю; вся ваша жизнь в эти год и
восемь месяцев мне известна.
- Ба! вот как вы следите за старыми друзьями! - ответил я. - Это делает
вам честь, что не забываете... Постойте, однако ж, вы даете мне мысль-не
вы ли выкупили меня из рулетенбургской тюрьмы, где я сидел за долг вдвести
гульденов? Меня выкупил неизвестный.