Во всяком случае, думал япросебя,онаобязанамне
объяснением и давеча обещала мне кое-что открыть.
Ядумал,чтогенералсделаетмнекакое-нибудьзамечание,ноон
промолчал; зато я заметил в лице его волнение ибеспокойство.Можетбыть,
при крутых его обстоятельствах ему просто тяжело было выслушать,чтотакая
почтительнаягрудазолотапришлаиушлавчетвертьчасаутакого
нерасчетливого дурака, как я.
Я подозреваю, что у неговчеравечеромвышласфранцузомкакая-то
жаркая контра. Они долго и с жаром говорилиочем-то,запершись.Француз
ушел как будто чем-то раздраженный, а сегодня рано утромопятьприходилк
генералу - и, вероятно, чтоб продолжать вчерашний разговор.
Выслушав о моем проигрыше, француз едко и даже злобно заметил мне,что
надо было быть благоразумнее. Незнаю,длячегоонприбавил,чтохоть
русских и много играет,но,поегомнению,русскиедажеиигратьне
способны.
- А по моему мнению, рулетка только и создана для русских, - сказаля,
и когда француз на мой отзыв презрительно усмехнулся, я заметил ему, что, уж
конечно, правда на моейстороне,потомучто,говоряорусскихкакоб
игроках, я гораздо более ругаю их, чем хвалю, и что мне, сталобыть,можно
верить.
- На чем же вы основываете ваше мнение? - спросил француз.
- На том, что в катехизисдобродетелейидостоинствцивилизованного
западного человека вошла исторически и чуть ли неввидеглавногопункта
способностьприобретениякапиталов.Арусскийнетольконеспособен
приобретать капиталы, но даже и расточает их как-то зря и безобразно. Тем не
менее нам, русским, деньги тоже нужны, - прибавил я,-аследственно,мы
очень рады и очень падки на такие способы, как например рулетки,гдеможно
разбогатеть вдруг, в два часа, не трудясь. Это нас оченьпрельщает;атак
как мы и играем зря, без труда, то и проигрываемся!
- Это отчасти справедливо, - заметил самодовольно француз.
-Нет,этонесправедливо,ивамстыднотакотзыватьсяосвоем
отечестве, - строго и внушительно заметил генерал.
- Помилуйте, - отвечал я ему, - ведь, право, неизвестно еще, чтогаже:
русское ли безобразие или немецкий способ накопления честным трудом?
- Какая безобразная мысль! - воскликнул генерал.
- Какая русская мысль! - воскликнул француз.
Я смеялся, мне ужасно хотелось их раззадорить.
- А я лучше захочувсюжизньпрокочеватьвкиргизскойпалатке,-
вскричал я, - чем поклоняться немецкому идолу.
- Какому идолу? - вскричал генерал, уже начиная серьезно сердиться.
- Немецкому способу накопления богатств. Я здесь недолго, но, однако ж,
все-таки, что я здесь успел подметить и проверить, возмущаетмоютатарскую
породу.
Ей богу, не хочу таких добродетелей! Я здесь успел уже вчераобойти
верст на десять кругом. Ну, точь-в-точь то же самое, каквнравоучительных
немецких книжечках с картинками: есть здесь везде у них в каждомдомесвой
фатер10, ужасно добродетельный и необыкновенно честный.Ужтакойчестный,
что подойти к немустрашно.Терпетьнемогучестныхлюдей,ккоторым
подходить страшно. У каждого эдакого фатера есть семья, и по вечерам все они
вслух поучительные книги читают. Над домиком шумятвязыикаштаны.Закат
солнца, на крыше аист, и всенеобыкновеннопоэтическоеитрогательное...
--------
10 фатер (нем. - Vater) - отец.
- Уж вы не сердитесь, генерал, позвольте мне рассказать потрогательнее.
Я сам помню, как мой отец, покойник, тоже подлипками,впалисаднике,по
вечерам вслух читал мне и матери подобные книжки... Я ведь саммогусудить
об этом как следует. Ну, так всякая эдакая здешняя семья в полнейшем рабстве
и повиновении у фатера. Все работают, как волы,ивсекопятденьги,как
жиды. Положим, фатер скопилужестолько-тогульденовирассчитываетна
старшего сына, чтобы ему ремесло аль землишкупередать;дляэтогодочери
приданого не дают, и она остается вдевках.Дляэтогожемладшегосына
продают в кабалу аль в солдаты иденьгиприобщаюткдомашнемукапиталу.
Право, это здесь делается; я расспрашивал. Все это делается не иначе, как от
честности, от усиленной честности, до того,чтоимладшийпроданныйсын
верует, что его не иначе, как от честности, продали, - а уж это идеал, когда
сама жертва радуется, что ее на заклание ведут. Что жедальше?Дальшето,
что и старшему тоже не легче: есть там у него такая Амальхен, скотороюон
сердцем соединился, - но жениться нельзя, потому что гульденовещестолько
не накоплено. Тоже ждут благонравно и искренно и с улыбкой на заклание идут.
УАмальхенужщекиввалились,сохнет.Наконец,летчерездвадцать,
благосостояние умножилось; гульдены честно и добродетельноскоплены.Фатер
благословляетсорокалетнегостаршегоитридцатипятилетнююАмальхен,с
иссохшей грудью и красным носом... При этом плачет, мораль читает и умирает.
Старший превращается сам в добродетельного фатера, и начинается опять таже
история. Лет эдак чрез пятьдесят иличрезсемьдесятвнукпервогофатера
действительно уже осуществляет значительный капитал и передает своемусыну,
тот своему, тот своему, и поколений чрез пять или шестьвыходитсамбарон
Ротшильд или Гоппе и Комп.,илитамчертзнаеткто.Ну-с,какжене
величественное зрелище:столетнийилидвухсотлетнийпреемственныйтруд,
терпение, ум, честность, характер, твердость, расчет, аист на крыше! Чего же
вам еще, ведь уж выше этого нет ничего, и с этойточкионисаминачинают
весь мир судить и виновных, то есть чуть-чуть на них не похожих,тотчасже
казнить. Ну-с, так вот в чем дело: я уж лучше хочу дебоширить по-русскиили
разживаться на рулетке. Не хочу я быть Гоппе и Комп.чрезпятьпоколений.