В ангольской капоэйре ему нет
равных, онпревзошел дажеЗеНедомерка,слава которогогремит до самого
Рио-де-Жанейро.БогумилрассказалЖоану новости иобещал завтра прийти в
пакгауз, научить его,Педро Пулюи Кота новым приемамиброскам. Большой
Жоан закуривает и шагает дальше, и напеске остаются отпечатки его огромных
ступней.Ветертутже засыпаетэти вмятины. В такую ночь в море лучше не
выходить, думает негр.
Увязаяв пескепо щиколотку,он проходит подпричалом, стараясьне
наступить на спящих. Входит в пакгауз. Мгновение стоит в нерешительности, но
потом замечаетогонексвечи.Да, этоПрофессор, пристроившись вдальнем
углу, читает при свете огарка. Вконец глаза испортит, думает Большой Жоан, в
такой темнотищеразбиратьмелкиебуковки: свечкагоритеще тусклей, чем
фонарьувхода в таверну,пламятаки ходит из стороныв сторону. Жоан
приближаетсякПрофессору,хотяспатьвсегдаложитсяупорога,как
сторожевой пес, и нож на всякий случай кладет поближе.
Перешагивая через тех, кто уже спит, обходя тех, кто вполголоса болтает
с соседом, онподходиткПрофессору,присаживаетсярядомнакорточки,
смотрит, как жадно тот глотает страницу за страницей.
Прошлоуженескольколетстогодня,как Жоан Жозепопрозвищу
Профессор украл с открытой витрины магазинана Барраспервую книгу. Однако
добычу он никогда не продавал, а прятал книги всвоем углу под кирпичами --
чтобы крысы не попортили -- и читал запоем. Ему было интересно все на свете,
и часто поночамонрассказывал товарищам диковинные истории об искателях
приключений,ознаменитыхмореплавателях,олегендарныхгерояхи
историческихличностях,ипосле такихрассказов"капитаны"пристальней
вглядывались в морские просторы или втаинственные закоулкиБаии,и жажда
подвигов и приключений снедала их души. Жоан Жозе -- единственный в шайке --
читал бегло, хотявшколуходилвсего полтора года. Черныеволосы вечно
лезлив сощуренныеподслеповатыеглазаэтогощуплого, веснушчатого,не
очень-тобойкогомальчика,которомуразносторонниепознанияидар
рассказчика снискали в шайке единодушное уважение. Профессоромего прозвали
нетолько потому, что онздорово показывал фокусы с монетамииплатками;
пересказывая истории, вычитанные изкниг или сочиненные на ходу,Жоан Жозе
обнаруживал великий и загадочный дар: он переносилсвоихслушателей в иные
миры, в дальниеневедомые края, и смышленые глазамальчишек блестели в эти
часы, как звезды на баиянском небосклоне. Затевая очередное дело, Педро Пуля
всегдасоветовался с Профессором: самые дерзкие налеты увенчивались успехом
благодаря еговыдумке иизобретательности.Никто,конечно, и представить
себенемог,чточерезнескольколетоннапишет картины,вкоторых
воссоздастисторию своих товарищей,историю многих страдальцев и героев, и
полотна эти потрясутвсю Бразилию.
Никтонемог этогознать -- разве что
только донаАнинья, "мать святого"1, но ведькогда выходит натеррейро1 и
начинает волшбу,богиняИа2 черезоправленныйвсеребробаранийрожок
сообщает ей все на свете.
1 Мать святого -- старшая жрица на кандомбле.
1Террейро--место проведения церемонии афро-бразильского культа --
кандомбле.
2 И а -- одно из верховных божеств афро-бразильского культа.
БольшойЖоандолго следилза тем,какчитает Профессор: ему-то эти
буковки ничего не говорили. Взглядего скользил по странице,переходилна
дрожащее пламя свечи, а потом -- на растрепанную головуЖоана Жозе. Наконец
негр не выдержал, и в тишине раздался его звучный мягкий голос:
-- Хорошая книжка?
Профессор оторвалглазаот книги, увиделБольшогоЖоана, одногоиз
самых восторженных своих почитателей, и хлопнул его ладонью по плечу:
-- Потрясающая!
Глаза его блестели.
-- Про моряков?
-- Про такого же негра, как ты. Про настоящего мужчину.
-- Потом расскажешь, а?
-- Как дочитаю. Тут, понимаешь, негр...
И, недоговорив, сновавпилсяв книгу.Жоансунулвротдешевую
сигарету, угостил Профессора и долго сиделнакорточках,словно караулил,
как быктонепомешалтомучитать. Весьпакгаузгудел гуломголосов,
хохотом,перебранкой.Большой Жоан различал дажепронзительный и гнусавый
голос Безногого: тот всегда говорит громко и хохочет во всю глотку. Безногий
служил "капитаном" -- лазутчиком: он умел прикинуться мальчикомизхорошей
семьи,потерявшимсявсутолокеи толчееогромного города,и нанеделю
протыриться в чей-нибудь дом. Кличку свою он получил из-за того,что сильно
хромал. Поэтой же причине трогал онсердцапочтенныхматерейсемейств:
когдапоявлялсяу нихнапорогеи печальным, жалобнымголоскомпросил
какой-нибудь еды и позволения переночевать,ни у кого язык не поворачивался
отказать ему. Сейчас Безногий издевался над Котом, -- тот убил целый день на
то,чтобыукрастьперстеньсвинно-краснымкамнем,которыйоказался
стекляшкой, ничего не стоящей дребеденью.
Неделю назад Кот оповестил всех и каждого:
-- Пригляделя перстенек, такой, что епископу надетьне стыдно. И как
раз мне подойдет. Тут главное -- не сробеть. Вот посмотрите, я его уведу...
-- Он на витрине?
-- Не на витрине, ана пальце у того толстяка, что каждое утро садится
в трамвай на Байша-дос-Сапатейрос!
И Кот не знал покоя до тех пор, пока не ухитрился все-таки в трамвайной
давкеснять перстеньиулизнуть,когдатолстяк обнаружилпропажу.Кот
нацепил перстень на средний палец и перед всемихвастался своей добычей. Но
Безногий поднял его на смех:
-- Было б из-за чего рисковать! Овчинка выделки не стоит.