Энгельс.
Призыв к возобновлению немецких революционных традиций XVI века, когда «у не-мецких крестьян и плебеев зарождались идеи и планы, которые
достаточно часто приводят в содрогание и ужас их потомков» , к насильственному упразднению феодальной раздробленности Германии (тогда
насчитывавшей более трехсот самостоятельных княжеств) и к созданию единого централизованного немецкого государства – таковы политические
тенденции драматического первенца Гете, этой поистине национальной исторической драмы. Не удивительно, что юный автор «Геца фон Берлихингена»
стал популярнейшим писателем Германии.
Уже не всегерманскую, а всемирную славу принесло молодому Гете его второе круп-ное произведение – «Страдания юного Вертера», роман, в котором
автор с огромной силой показал трагическую судьбу передового человека в тогдашней Германии, всю гибельность дальнейшего существования феодальных
порядков для общества и для отдельного человека.
Но Гете действовал в стране, где не было силы, способной покончить с феодализмом. Ни один призыв к изменению социального строя не находил
должного отклика в условиях раздробленной Германии. Немецкое бюргерство, убежденное в своем бессилии, страшилось революционного союза с
народными массами, шло на сделку с феодализмом, предпочтя ре-волюционному действию путь беспрерывных компромиссов и половинчатых решений, иначе
– «прусский путь» капиталистического развития, как назвал его В. И. Ленин. Подавленный таким оборотом исторических событий, Гете тоже пошел на
некоторое «примирение»…
Отчасти именно потому, что Гете был натурой активной, волевой, он не мог довольст-воваться только мечтами о далеком светлом будущем, которое,
быть может, когда-нибудь и осуществится, но без его участия, когда он, Гете, уже «попадет в яму, бог весть кем выры-тую, и будет считаться
ничем». Нет, ему хотелось уже теперь возможно больше влиять на ход жизни, и раз действительность не могла быть радикально перестроена, то влиять
на нее, найдя себе место в существующем обществе. Только в этой связи можно понять поступле-ние Гете на службу к веймарскому герцогу Карлу
Августу. Отъезжая в Веймар, поэт лелеял надежду добиться решительного улучшения общественного уклада хотя бы на малом клочке немецкой земли, во
владениях молодого герцога, с тем чтобы этот клочок земли послужил образцом для всей страны, а проведенные на нем реформы (отмена крепостных
повинностей и феодальных податей, введение единого подоходного налога, который бы распространялся на все сословия, и т. д.) стали бы прологом к
общенациональному переустройству немецкой жизни.
Надежды эти, как известно, не оправдались. По настоянию веймарского дворянства, Карл Август приостановил начатые реформы.
Перед лицом такого крушения своих заветных планов Гете не мог не ощутить всей бессмысленности своего дальнейшего пребывания на веймарской
службе. «Не понимаю, – писал он тогда близкому другу, – как это судьба умудрилась припутать меня к управлению государством и княжескому дому!..
Меня уже не удивляет, что государи большею частью так вздорны, пошлы и глупы… Я повторяю: кто хочет заниматься делами управления, не будучи
владетельной особой, тот либо филистер, либо негодяй и дурак». Политические не-согласия с герцогом, придворные дрязги, отвращение к ничтожному
веймарскому обществу побудили Гете бежать в Италию. Правда, он вскоре идет на компромисс, после двухлетней отлучки возвращается на службу к
Карлу Августу, но уже только в качестве советника, ве-дающего делами просвещения.
Лишь в связи с крушением его политических надежд можно понять новый этап в творчестве Гете, его переход к классицизму. В отличие от ранних
мятежных его творений, призывавших к безотлагательному переустройству немецкой общественной жизни, произведения Гете его классической поры
отмечены печатью отказа от мятежа. «Не для свободы люди рождены», – восклицает его Тассо.
Обращаясь к формам античного искусства, насаждая новый классицизм у себя на ро-дине, Гете стремился отнюдь не только к созданию «автономной
области идеальной красо-ты», но и к тому, что впоследствии его друг и соратник Шиллер называл «эстетическим воспитанием» человека, заботой о
том, чтобы человек «и в этой грязи был чистым, и в этом рабстве свободным».
Но покуда Гете старался преодолеть немецкое убожество «изнутри» (путем «эстетиче-ского воспитания»), во Франции разразилась всамделишная
революция. Гете отнесся к ней с недоуменным недовернем и даже позднее, уже признав ее благотворное воздействие на развитие человеческого
общества, считал «недопустимым и противоестественным», чтобы в его «мирном отечестве были вызваны искусственным путем такие же сцены, какие во
Франции явились следствием великой необходимости». Классическим примером страха Гете перед историческим движением, «безвременно» напиравшим на
отсталое немецкое общество, может послужить его «Герман и Доротея». Гете не осознал, что высшая цель всемирно-исторического развития, которая
рисовалась его воображению – «свободный край», населенный «свободным народом», – может быть осуществлена лишь в результате революционной
самодеятельности народных масс.
Но, отклоняя революцию как метод, пренебрегая практикой революции, Гете с увлече-нием впитывал в себя ее идеологию, наиболее передовые
социальные теории, порожденные революцией, – идеи Бабефа, а позднее учение «великих утопистов» – Сен-Симона, Фурье, отчасти Оуэна.
Проникшийся величием передовых идей своего времени, Гете в значительной мере преодолевает и буржуазный индивидуализм, присущий теории
«эстетического воспитания» Шиллера, с которым он долгие годы разделял наивную веру в возможность воспитать «гар-моническую личность» на почве
захолустной полуфеодальной Германии, в рамках сущест-вующего общественного строя. Но позднее, в «Вильгельме Мейстере», достижение «внут-ренней»
гармонии ставится им уже в прямую зависимость от возможности внести «гармонию» (то есть справедливый общественный уклад) в общество, в
окружающую дей-ствительность. Во второй части романа («Годы странствий Вильгельма Мейстера», 1829) подробно описывается хозяйственный строй,
который пытаются осуществить Вильгельм и его единомышленники. Социальные идеи, которые высказывает здесь Гете, очень близки к рассуждениям Фурье
о «фаланстерах» как о ячейках будущего общественного строя.
«Фауст» занимает совсем особое место в творчестве великого поэта. В нем мы вправе видеть идейный итог его (более чем шестидесятилетней) кипучей
творческой деятельности. С неслыханной смелостью и с уверенной мудрой осторожностью Гете на протяжении всей своей жизни («Фауст» начат в 1772
году и закончен за год до смерти поэта, в 1831 году) вкладывал в это творение свои самые заветные и светлые догадки. «Фауст» – вершина по-мыслов
и чувствований великого немца. Все лучшее, истинно живое в поэзии и универсальном мышлении Гете здесь нашло свое наиболее полное выражение.