Фома Гордеев - Максим Горький 11 стр.


..

Часа два говорил Игнат сыну о своей молодости, о трудахсвоих, о людях

истрашной силеих слабости,отом, как они любят иумеютпритворяться

несчастными для того,чтобы житьнасчет других, и снова о себе -- о том,

как из простого работника он сделался хозяином большого дела.

Мальчик слушал его речь, смотрел нанегоичувствовал, что отецкак

будтовсе ближе подвигается к нему. И хоть не звучало в рассказе отца того,

чембылибогатысказки теткиАнфисы, нозато было в них что-то новое --

более ясноеи понятное,чем в сказках,и не менее интересное. В маленьком

сердцезабилосьчто-то сильное и горячее, иего потянулокотцу. Игнат,

должно быть, по глазам сына отгадал его чувства: он порывисто встал с места,

схватилего нарукии крепко прижал к груди. АФомаобнял его за шею и,

прижавшись щекой к его щеке, молчал, дыша ускоренно.

--Сынишка!.. --глухо шептал Игнат.--Милый ты мой...радость ты

моя!.. Учись, пока я жив... э-эх, трудно жить!

Дрогнуло сердце ребенкаот этогошопота, он стиснулзубы,и горячие

слезы брызнули из его глаз...

Пароходшел назад, вверх поВолге.Душной июльской ночью, когда небо

было покрыто густыми, черными тучами и все на реке было зловеще спокойно, --

приплыли в Казань ивстали около Услона в хвостеогромного каравана судов.

Лязг якорных цепейи крики команды разбудилиФому; он посмотрелвокно и

увидал: далеко, вотьме,сверкалималенькиеогоньки;вода былачерна и

густа, какмасло, -- ибольшеничегоневидать. Сердцемальчикажутко

вздрогнуло, и он стал внимательнослушать. Откуда-то долеталаелеслышная

жалобная песня,унывная, как причитание; на караване перекликались сторожа,

сердитошипелпароход, разводяпары... Чернаявода рекигрустнои тихо

плескалась о борта судов. Всматриваясь во тьму пристально, до боли в глазах,

мальчикразличалвней черные груды иогоньки, елегоревшие высоконад

ними... Он знал, что этобылибаржи,но знание не успокаивало его, сердце

билось неровно, а в воображении вставали какие-то пугающие темные образы.

--О-о... о!.. -- донесся издали протяжный крик и закончился похоже на

рыдание... Вот кто-то прошел по палубе к борту парохода...

-- О-о-о... -- раздалось опять, но уже где-то ближе...

-- Яфим! --вполголоса заговорили напалубе. -- Чорт!Вставай!Бери

багор...

-- О-о-о!.. -- застонали где-тоблизко, иФома, вздрогнув, откачнулся

от окна.

Странныйзвук подплывал все ближе и рос всвоей силе, рыдал итаял в

черной тьме. А на палубе шептали:

-- Яфимка! Да встань -- гость плывет!

-- Де? -- раздался торопливый вопрос... По палубе зашлепали босые ноги,

послышаласьвозня,мимо лица мальчика сверхускользнули два багра и почти

бесшумно вонзились в густую воду...

--Го-о-о-сть! --зарыдали где-то близко, ираздался тихий, странный

плеск воды.

Мальчик дрожал от ужаса пред этим грустным криком,ноне мог оторвать

своих рук от окна и глаз от воды.

-- Зажги фонарь... не видать ничего!..

И вот на воду упало пятно мутного света...Фомавидел, что водатихо

колышется, рябь идет по ней, точно ей больно и она вздрагивает от боли.

-- Гляди... гляди!.. -- испуганно зашептали на палубе.

Втожевремявпятнесветана водеявилосьбольшое,страшное

человеческое лицо с белыми оскаленными зубами. Оноплыло ипокачивалось на

воде, зубы его смотрели прямо на Фому, и точно оно, улыбаясь, говорило:

"Эх, мальчик, мальчик... хо-олодно!.."

Багры дрогнули, поднялись в воздухе, потом снова опустились в воду.

-- Пихай его... веди!.. Смотри -- подобьет в колесо...

Багрыскользилипо борту и царапались об негосозвуком, похожим на

скрип зубов. Шлепанье ног о палубупостепенноудалялось на корму... Ивот

там вновь раздался стонущий заупокойно возглас:

-- Го-о-ость...

-- Тятя! -- закричал Фома. -- Тя-ятя...

Отец вскочил на ноги и бросился к нему.

-- Что там?Что ониделают? -- кричалФома. Огромными прыжками Игнат

выскочил вон из каюты с диким ревом. Он возвратился скоро, раньше, чем Фома,

качаясь на ногахиоглядываясьвокруг себя, добрался от окна до отцовской

постели.

-- Испугали тебя, -- ну, ничего! -- говорил Игнат, взяв его на руки. --

Ложись-ка со мной...

-- Что это? -- тихо спрашивал Фома.

-- Это, сынок, ничего...Это -- утопший... Утонул человеки плывет...

Ничего! Ты не бойся, он уже уплыл...

-- Зачемони толкалиего?-- допрашивал мальчик, крепко прижавшись к

отцу и закрыв глаза от страха...

-- А -- так уж надо... Подобьет его вода в колесо... нам, кпримеру...

завтра увидит полиция...возня пойдет, допросы...задержат нас. Вот егои

провожаютдальше...Емучто?Он ужмертвый...ему этонебольно,не

обидно... а живым из-за него беспокойство было бы... Спи, сынок!..

-- Так он и поплывет?

-- Так и поплывет... Где-нибудь вынут -- схоронят...

-- А рыба его съест?

-- Рыба не ест человечье тело... Раки едят...

СтрахФомы таял, но предглазами его всееще покачивалось начерной

воде страшное лицо с оскаленными зубами.

-- А он кто?

-- Бог его знает! Ты скажи о нем богу: господи, мол, упокой душу его!

-- Господи, упокой душу его! -- шопотом повторил Фома.

-- Ну,вот... И спи, не бойся!.. Он уж теперь далеко-о! Плывет себе...

Вот -- не подходи неосторожно к борту-то, -- упадешь этак -- спаси бог! -- в

воду и...

-- А он тоже упал?

-- Известно, упал... Может, пьян был... А может, сам бросился... Есть и

такие, которые сами... Возьмет да и бросится в воду... И утонет... Жизнь-то,

брат, так устроена,что иная смерть для самого человека -- праздник, а иная

-- для всех благодать!

-- Тятя.

Назад Дальше