Оннескотел,отворачивая
лицо от вони. Это был однополчанин Рощина, армейский подполковник Тетькин.
Он поставил котел на землю и поцеловалсясВадимомПетровичем,стукнул
каблуками, пожал Кате руку.
- Вижу, вижу, и слов неговорите,устрою.Придетсятольководной
комнатке. Зато-зеркало-трюмоификус.Женамоя,изволитевидеть,
здешняя... Сначала-то мы тут жили (онпоказалнакирпичныйдвухэтажный
дом), а нынче, по-пролетарски, сюда перебрались (он показал надеревянный
покосившийся флигелишко). И я гуталин, как видите, варю.Набиржетруда
записался - безработным... Если соседки не донесут, как-нибудь перетерпим.
Люди мы русские, не привыкать стать.
Открывбольшойротспревосходнымизубами,онзасмеялся,потом
проговорил задумчиво: "Да, вот какие дела творятся",-иладоньюпотер
череп, вымазал его гуталином.
Супругаего,такаяженизенькаяикоренастая,певучимголосом
приветствовала гостей, но по карим глазам было заметно, что она несовсем
довольна. Катю иРощинаустроиливнизенькойкомнаткесободранными
обоями. Здесь действительно стояло в углу, зеркаломкстене,плохонькое
трюмо, фикус и железная кровать.
- Зеркальце мы для безопасностикстенелицомповернули,знаете-
ценная вещь, - говорил Тетькин. - Ну, придутсобыскомисейчасже-
стекло вдребезги. Лика своего не переносят. - Онопятьзасмеялся,потер
череп. - А впрочем, я отчасти понимаю: такая, знаете, идет ломка, а тут-
зеркало, - конечно, разобьешь...
Супруга его чистенько накрыла на стол, но вилкибылиржавые,тарелки
побитые, видимо - добро припрятали. Рощин и Катя с едким наслаждениемели
вяленыйрыбец,белыйхлеб,яичницуссалом.Тетькинсуетился,все
подкладывал. Супруга его, сложив полные рукиподгрудью,жаловаласьна
жизнь:
- Такое кругом безобразие, притеснение, - прямо - египетские казни.Я,
знаете, второй месяц не выхожусодвора...Хотьбыужпоскорееэтих
большевиков прогнали... В столице насчет этого как у вас говорят? Скоро их
уничтожат?..
- Ну, уж ты выпалишь, - смущенно сказал Тетькин. - За такие слова тебя,
знаешь, нынче не пожалеют, Софья Ивановна.
- И не буду молчать, расстреливайте! - УСофьиИвановныглазастали
круглыми, крепко подхватила руки под грудью. - Будет у нас царь,будет...
(Мужу, - колыхнув грудью.) Один ты ничего не видишь...
Тетькин виновато сморщился. Когда супруга с досадой вышла, он заговорил
шепотом:
- Не обращайте внимания, она душевный человек, превосходнейшая хозяйка,
знаете, "но от событий стала как бы ненормальная... (Он поглядел на Катино
раскрасневшееся от чая лицо, на Рощина, свертывающего папиросу.) Ах, Вадим
Петрович, не просто это все... Нельзя - огулом - тяп да ляп...Приходится
мне соприкасаться с людьми, много вижу...БываювБатайске,-натой
стороне Дона, - тампреимущественнобеднота,рабочие..
..Какиежеони
разбойники, Вадим Петрович? Нет, - униженное, оскорбленное человечество...
Как они ждали Советскую власть!.. Вы только, ради бога, не подумайте,что
я большевик какой-нибудь... (Онумоляющеприложилкгрудикоротенькие
волосатые руки, будто ужасно извиняясь.) Высокомерные и неумныеправители
отдали Ростов Советской власти... Посмотрели бы вы, что у нас делалось при
атаманеКаледине...ПоСадовой,знаетели,блестящимивереницами
разгуливалигвардейцы,распущенныеисамоуверенные:"Мыэтусволочь
загоним обратно в подвалы..." Вот что они говорили.Аэтасволочьвесь
русский народ-с... Он сопротивляется, в подвал идти не хочет. В декабрея
был в Новочеркасске. Помните - там на главном проспекте стоитгауптвахта,
- чуть ли еще не атаман Платов соорудил ее при АлександреБлагословенном,
- небольшая построечка во вкусе ампир. Закрываю глаза, Вадим Петрович,и,
как сейчас, вижу ступени этого портика, залитые кровью... Проходил я тогда
мимо - слышу страшныйкрик,такой,знаете,бываеткрик,когдамучат
человека... Среди белого дня, вцентрестолицыДона...Подхожу.Около
гауптвахты-толпа,спешенныеказаки.Молчат,глядят,-уколонн
происходит экзекуция, на страх населению. Из караулкивыводят,подвое,
рабочих, арестованных, засочувствиебольшевизму.Выпонимаете,-за
сочувствие.Сейчасжерукиимприкручиваюткколоннам,ичетверо
крепеньких казачков бьют их нагайками поспинеипозаду-с.Только-
свист, рубахи, штаны летят клочками, мясо - в клочьях,икровь,какиз
животных, льет на ступени... Трудно меняудивить,атогдаудивился,-
кричали очень страшно... От одной физической боли так не кричат...
Рощин слушал, опустив глаза. Пальцы его, державшие папироску,дрожали.
Тетькин ковырял горчичное пятно на скатерти.
- Так вот, - уж атамана нет в живых,цветказачьейзнатизакопанв
овраге за городом, -кровьнаступеняхвозопилаоботмщении.Власть
бедноты... Персонально мне безразлично - гуталин ливаритьилиещечто
другое... Вышел живым из мировойвойныиценюодно-дыханиежизни,
извините за сравнение: в окопах много книгпрочел,исравненияуменя
литературные... Так вот...(Оноглянулсянадверьипонизилголос.)
Примирюсь со всяким строемжизни,еслиувижулюдейсчастливыми...Не
большевик, поймите, Вадим Петрович... (Опять руки - к груди.)Мнесамому
много не нужно: кусок хлеба, щепоть табаку да истинно душевноеобщение...
(Он смущенно засмеялся.) Но в том-то и дело, что у нас рабочие ропщут, про
обывателей инеговорю...Овоенномкомиссаре,товарищеБройницком,
слыхали? Мой совет: увидите - мчится его автомобиль, - прячьтесь. Выскочил
он немедленно после взятия Ростова. Чуть что: "Меня, кричит, высокоценит
товарищ Ленин, яличнотелеграфируютоварищуЛенину..."Окружилсебя
уголовным элементом, - реквизиции, расстрелы.