Одни восхищаются ею,какде
Местр; другие, подобно Беккарии, проклинаютее.Гильотина-этосгусток
закона, имя ее - vindicta {Наказание (лат.).}, она сама не нейтральнаине
позволяет оставаться нейтральным вам. Увидевее,человексодрогается,он
испытывает самое непостижимое из всехчувств.Каждаясоциальнаяпроблема
ставит перед ножом гильотины свой знак вопроса. Эшафот-это видение. Эшафот -
не помост, эшафот - не машина, эшафот - не бездушный механизм, сделанныйиз
дерева, железа иканатов.Кажется,чтоэтоживоесущество,обладающее
непонятной зловещей инициативой- можно подумать, что этот помост видит,что
эта машина слышит, что этот механизм понимает, что это дерево, это железои
эти канаты обладают волей. Душе,охваченнойсмертельнымужасомпривиде
эшафота, он представляетсягрознымисознательнымучастникомтого,что
делает. Эшафот - это сообщник палача. Он пожирает человека, естегоплоть,
пьет его кровь Эшафот - это чудовище,созданноесудьейиплотником,это
призрак, который живет какой-то страшной жизнью,порождаемойбесчисленными
смертями его жертв.
Итак, впечатление было страшное и глубокое;наследующийденьпосле
казнииещемногоднейспустяепископказалсяудрученным.Почти
неестественнее спокойствие, владевшее им в роковоймомент,исчезло;образ
общественного правосудия неотступно преследовал его. Этот священнослужитель,
который,выполнивлюбуюсвоюобязанность,испытывалобычнорадость
удовлетворения, на этот раз словноупрекалсебявчем-то.Временамион
начинал говорить сам с собой и вполголоса произносил мрачныемонологи.Вот
один из них, который как-то вечером услышала и запомнила его сестра:
- Я не думал,чтоэтотакчудовищно.Преступнодотакойстепени
углублятьсявбожественныезаконы,чтобыуженезамечатьзаконов
человеческих. В смерти волен только бог. По какому правулюдипосягаютна
то, что непостижимо?
Стечениемвремениэтивпечатленияпотерялисвоюостротуи,
по-видимому, изгладились из его памяти. Однако люди заметили, что с того дня
епископ избегал проходить по площади, где совершались казни.
Каждый мог влюбоевремядняиночипозватьепископаМириэляк
изголовью больного или умирающего. Он понимал, что это и есть важнейшаяего
обязанность и важнейший его труд. Осиротевшим семьям не приходилосьпросить
его, он являлся к ним сам. Он целыми часами молча просиживал рядом смужем,
потерявшим любимую жену, или с матерью, потерявшей ребенка. Но, зная,когда
надо молчать, он знал также, когда надо говорить. О чудесныйутешитель!Он
не стремился изгладить скорбь забвением, напротив, онстаралсяуглубитьи
просветлить ее надеждой. Он говорил:
- Относитесь к мертвым, как должно. Не думайтеотленном.Вглядитесь
пристальней, и вы увидите живой огонек в небесах - то душавашегодорогого
усопшего.
Он знал,чтоверацелительна.Онстаралсянаставитьиуспокоить
человека в отчаянии, приводя ему в пример человека, покорившегося судьбе,и
преобразить скорбь, вперившую взор в могилу, указав на скорбь, взирающуюна
звезды.
Глава пятая. О ТОМ, ЧТО МОНСЕНЬОР БЬЕНВЕНЮ СЛИШКОМ ДОЛГО НОСИЛ СВОИ СУТАНЫ
Домашняя жизнь Мириэля так же полно отражала еговзгляды,какиего
жизнь вне дома. Добровольнаябедность,вкоторойжилепископДиньский,
представила бы привлекательное и в тожевремяпоучительноезрелищедля
каждого, кто имел бы возможность наблюдать ее вблизи.
Как все старики и как большинство мыслителей, он спал мало.Затоэтот
короткийсонбылглубок.Утромепископвтечениечасапредавался
размышлениям, потом служил обедню в соборе или усебядома.Послеобедня
съедал за завтраком ржаного хлеба и запивалегомолокомотсвоихкоров.
Потом работал.
Епископ-оченьзанятойчеловек.Ондолженежедневнопринимать
секретаря епархии (обычно это каноник)нпочтикаждыйдень-стартих
викариев. Ему приходится наблюдать за деятельностьюконгрегаций,раздавать
привилегии, просматривать целые томадуховнойлитературы-молитвенники,
катехизисы,часословыит.д.ит.д.,писатьпастырскиепослания,
утверждать проповеди, мирить между собой приходских священников и-мэров,
вестикорреспонденциюсдуховнымиособами,вестикорреспонденциюс
гражданскими властями: с одной стороны - государство,сдругой-папский
престол. Словом, у него тысяча дел.
Время, которое оставалось у него от этой тысячи дел, церковных служби
отправления треб, он в первую очередь отдавал неимущим, больным и скорбящим;
время, которое оставалось отскорбящих,больныхинеимущих,онотдавал
работе: вскапывал свой сад или же читал и писал. Для той и для другой работы
у него было одно название - "садовничать". Ум - это сад", - говорил он.
В полдень, если погода была хорошая, он выходил из дома и пешкомгулял
по городу или его окрестностям, часто заходил вбедныелачуги.Онбродил
один, погруженный в свои мысли, с опущенными глазами,опираясьнадлинную
палку, в фиолетовой мантии, подбитой ватой и очень теплой, в грубых башмаках
и фиолетовых чулках, в плоской треугольной шляпе, украшеннойнавсехтрех
углах толстыми золотыми кистями.
Всюду, где бы он ни появлялся, наступал праздник. Казалось, он приносил
с собою свет и тепло. Дети и старики выходили на порогнавстречуепископу,
словно навстречу солнцу. Он благословлял, и его благословляли. Каждому,кто
нуждался в чем-либо, указывали на его дом.
Время от времени он останавливался, беседовал с мальчиками идевочками
и улыбался матерям. Пока у него были деньги, он посещал бедных, когда деньги
иссякали, он посещал богатых.
Так как он подолгу носил своя сутаны и не хотел, чтобы люди заметили их
ветхость, он никогда не выходил в город без теплой фиолетовой мантии.