Да ты не так уж и не прав, по- видимому,
история оЕвеи змие совсемнезабавнаясказка.И все-таки тыне прав
дорогой.Тыбылбы прав,еслибыбыл настоятелемДанииломилитвоим
крестным, Святым Хризостомусом, если бы ты был епископом или священником или
даже всего лишь простым монахом. Но ведь ты не являешься ни одним из них. Ты
ученик, и если даже желаешь навсегда остаться вмонастыре или это желает за
тебя отец, то ведь обет ты еще не дал, посвящения не получил. И если сегодня
или завтра тебя совратит красивая девушка, и ты поддашься искуше нию, тоне
нарушишь никакой клятвы, никакого обета.
- Никакогописаного обета! - воскликнул Гольдмунд в большом волнении.-
Но неписаный, самыйсвятой, который ношу в себе. Неужели ты не видишь - то,
что годится для многих других, не годится для меня? Ведьты сам тоже еще не
получилпосвящения,недалобета,но ведьты никогда не позволишь себе
коснуться женщины! Или я ошибаюсь? Ты не таков? Ты совсем не тот, закого я
тебя принимаю?Разве ты не дал себе клятву, хотя и не в словахине перед
вышестоящим,авсердце,и разве нечувствуешьсебяиз-за неенавеки
обязанным? Разве ты не похож на меня?
- Нет, Гольдмунд, я не похож на тебя, не такой, как ты думаешь. Правда,
я принял молчаливый обет,в этом ты прав. Но я совершенно не похож на тебя.
Я скажутебе сегодня кое-что, атыподумай. Вотчто яскажутебе: наша
дружба вообщене имеет никакой другой цели и никакого другого смысла, кроме
как показать тебе, насколько ты не похож на меня.
Гольдмунд стоял пораженный;Нарциссговорил стакимвидомитаким
тоном,которому нельзябыловозражать. НопочемуНарциссговорил такие
слова? Почему молчаливыйобет Нарцисса был более свят, чем его? Принимал ли
онего вообще всерьез, не считал ливсего лишь ребенком? Начиналисьновые
замешательства и трудности этой странной дружбы.
Нарцисс больше не сомневался в природе тайны Гольдмунда. За этим стояла
Ева, праматерь. Но как же могло получиться, что в такомкрасивом, здоровом,
такомцветущем юноше пробуждающийся пол встретил столь ожесточенную вражду?
Должно быть, тут действовал демон, тайный враг, которому удалось разъединить
изнутриэтого человекаи раздвоить его изначальные влечения.Итак, демона
нужно найти, сделать видимым и изгнать, тогда он будет побежден.
Между темтоварищи все больше и больше избегали Гольдмунда и оставляли
его, скорее оничувствовали, чтоон оставлял их и в какой-томере изменял
им.НикомуненравиласьегодружбасНарциссом.Злыеославилиее
противоестественной, именно те,кто сами были влюблены в обоих юношей. Но и
другие, убежденные, что здесь нет ничегопорочного,качали головами. Никто
не желал, чтобы эти двое быливместе, этот союз, казалось,отделял их, как
высокомерныхаристократов,отостальных,бывшихдлянихнедостаточно
хорошими; это было не по-товарищески,это было непо-монастырски, это было
не по- христиански.
Кое-что об обоих доходило дослуха настоятеля Даниила,толки, жалобы,
сплетни.
Многоюношескихдружбповидалонболеечемзасороклет
монастырскойжизни,они входиливкартинужизни монастыря,былимилым
дополнением, иногда забавой, иногда опасностью. Он держался в стороне, зорко
следя,ноневмешиваясь.Дружбатакойсилыиисключительностибыла
редкостью, без сомнения, она была небезопасной; но так как он ни секундыне
сомневался вее чистоте,топредоставил делуидти своим чередом. Если бы
Нарцисс не был на особом положениисреди учеников и учителей, настоятель не
задумываясьотдалбыраспоряжениеразделить их. Нехорошо, чтоГольдмунд
сторонится товарищейи поддерживаетблизкие отношения со старшим,даеще
учителем. Номожно ли мешатьНарциссу,необыкновенному, высокоодаренному,
которого всеучителясчиталинетолькоравнымсебедуховно,нодаже
превосходящим ихв выбранном деле, илишить его деятельности учителя? Если
бы Нарцисс перестал оправдывать себя в качестве учителя, если быего дружба
привела к небрежности или несправедливости, онсразу же отстранилбыего.
Однаконичтонесвидетельствовалопротивнего,ничегонебыло, кроме
кривотолков,ничего,кромеревнивогонедовериядругих.Помимотого,
настоятель зналоб особом дареНарцисса, о его удивительно проникновенном,
возможно,несколькосамонадеянномзнаниилюдей.Он не придавалособого
значения этому дару,другие способности Нарцисса больше радовали его; но он
не сомневался, что Нарцисс чувствовал особенность ученика Голь дмунда и знал
его куда лучше, чем он или кто-либо другой. Он сам, настоятель, не замечал в
Гольдмунде,помимоегоподкупающейпрелести,ничего,кромеявно
преждевременного, даже несколько не по годам развитого усердия, с которым он
ужетеперь,будучилишьученикомигостем,кажется,чувствуетсебя
принадлежащим монастырю иужепочти братом. Что Нарциссбудет поощрятьи
подогревать это трогательное, но незрелое усердие,не страшно. Беспокоиться
можно скорее за то, что друг заразит его определенным духовным самомнением и
ученымвысокомерием; но для Гольдмунда, именно для него, опасность казалась
нестольвелика;вэтом смысле можно, пожалуй, ничего непредпринимать.
Когда он думал о том, насколько проще, покойнее и удобнее быть настоятелем у
заурядныхлюдей,то одновременновздыхалиулыбался. Нет,онне хотел
заражаться недоверием, не хотел бьпъ неблагодарным, что ему были вверены два
исключительных человека.
Нарцисс много думало своем друге. Егоособаяспособностьвидетьи
распознаватьсущность и предназначениечеловека помогла емуразобраться в
Гольдмунде. Яркая живостьэтого юношиявно свидетельствовала о том, что он
былотмечен всеми знакамисильного,богато одаренного чувствамичеловека
глубокой души,возможно художника, во всяком случае, человека огромной силы
любви,предназначениеисчастьекоторогосостояловтом,чтобы
воспламеняться чувствоми отдаватьсяему.