Юноша,казалось,
одновременносталмоложеи старше с тех пор, как обрел себя. Всем этим он
обязан был Нарциссу.
Нарциссже относился ксвоемудругу снекоторых пор со своеобразной
осторожностью;оченьскромно,безособых претензий,без превосходства и
поучений смотрел он на его чрезмерноевосхищение.Он видел,что Гольдмунд
черпает силы из тайных источников,которые ему самому были чужды. Онсумел
способствоватьих росту, но не участвовал в них. С радостьювиделон, что
другосвобождаетсяот егоруководительства,ивсе-таки временамибывал
печален. Он считал себя пройденной ступенью, сброшенной кожей; он видел, что
близится конец их дружбы, котораядлянегобыластоль многим. Он все еще
знал оCольдмунде больше,чем тот сам о себе,потому что хотя Гольдмунд и
обрел свою душуи был готовследовать ее зову, но куда она его позовет, он
еще не догадывался. Нарцисс же догадывалсяи был бессилен, путь его любимца
вел в мир, куда сам онникогданепойдет.Жажда знанийГольдмунда стала
намногоменьше. Пропала и охотаспорить с другом,со стыдом вспоминалон
некоторыеиз их бывших бесед. Между тем у Нарцисса,вследствие окончания
егопослушничестваилииз-запереживаний,связанныхсГольдмундом,
пробудиласьпотребностьвуединении,аскезеидуховныхупражнениях,
склонностькпостамидолгимМолитвам, частымисповедям,добровольным
покаяниям, и этусклонностьГольдмундбыл всостоянии понять, даже почти
разделить. Со времени выздоровления его инстинкт очень обострился, и если он
совершенно ничегонезнал о своихбудущихцелях, то с отчетливой и часто
устрашающейясностью чувствовал, что решаетсяего судьба, что отныне некое
щадящее время невинности ипокоя прошло,и всевнембыло в напряженной
готовности.Нередкопредчувствиебыло блаженным, полночи не давалоспать
подобносладкой влюбленности;нередкожеонобывалотемнымиглубоко
удручающим.Матьсновавернуласькнему, некогда утраченная,этобыло
большоесчастье.Но куда поведет ееманящийзов?Кнеопределенности, к
нужде, может быть, к смерти. К покою, тишине, надежности, к монашеской келье
и жизнив монастырскойобщине онане вела, ее зов не имел ничего общего с
отцовскими заповедями, которые он так долго принимал за собственные желания.
Этим чувством, котороечасто бывало сильным, страшным и жгучим какгорячее
физическое чувство, питалась набожность Гольдмунда. Повторяя длинные молитвы
ксвятой Мадонне, он освобождался отизбытка чувства к собственной матери,
однако нередко его молитвы опять заканчивались теми странными, великолепными
мечтами, которые онтеперьчасто переживал:снаминаяву, принаполовину
бодрствующемсознании,мечтамио ней, вкоторых участвовали все чувства.
Тогдаматеринский мир окружал его благоуханием, таинственно смотрел темными
глазами любви,шумел как мореирай,ласковолепетал бессмысленныеили
скорее переполненные смысломзвуки, имелвкус сладкого и соленого, касался
шелковыми волосамижаждущих губиглаз.
Тогдаматеринский мир окружал его благоуханием, таинственно смотрел темными
глазами любви,шумел как мореирай,ласковолепетал бессмысленныеили
скорее переполненные смысломзвуки, имелвкус сладкого и соленого, касался
шелковыми волосамижаждущих губиглаз.Вматерибыловсе,не только
прелестное - милый голубой взгляд любви, чудесная,сияющая счастьем улыбка,
в ней было ивсе ужасное и темное - все страсти, все страхи, все грехи, все
беды, все рождения, все умирания.
Глубокопогружался юноша вэтимечты,этимногообразныесплетения
одухотворенных чувств.Вних поднималось вновьнетолько чарующеемилое
прошлое: детство иматеринская любовь, сияющеезолотое утро жизни;вних
таилосьи грозное обещание, манящее и опасное будущее. Иногда эти мечтания,
в которыхмать, Мадонна ивозлюбленнаяобъединялись,казалисьему потом
ужаснымпреступлением и кощунством, смертным грехом, который никогда уже не
искупить; в другойразон находил внихспасение, совершеннуюгармонию.
Полнаятайнжизнь пристальносмотрелананего, темныйзагадочныймир,
застывшийощетинившийсялес,полный сказочных опасностей,- всеэтобыли
тайны матери, исходили от нее, вели к ней, они были меленьким темным кругом,
маленькой грозящей бездной в ее светлом взоре.
Многоеиз забытого детства всплывало вэтих мечтанияхоматери:из
бесконечныхглубиниутратрасцветаломножествомаленьких
цветов-воспоминаний,миловыглядывали,благоухалиполныепредчувствий,
напоминая о детских чувствах,то ли переживаниях,то ли мечтах. Иногда ему
грезилисьрыбы, черные исеребристые,они подплывали к нему, прохладные и
гладкие, проплывали внего,через него, быликак посланцыдивных вес тей
счастья из какой-то более прекрасной действительности, становились как тени,
виляя хвостами, исчезали, оставляя вместо вестей новые тайны. Часто виделись
емуплывущиерыбыилетящиептицы,икаждаярыба илиптица была его
созданием, зависела от него, и он управлял ими как своим дыханием, изучал их
из себякаквзгляд, как мысль, возвращалназад в себя. Осадегрезил он
часто, волшебном саде со сказочнымидеревьями, огромными цветами, глубокими
темно-голубыми грота ми; из травысверкали глазами незнакомые животные,по
ветвямскользилигладкиеупругие змеи; лозыикустарникибылиусыпаны
огромнымивлажно блестящими ягодами, ониналивались в егоруке, когдаон
срывал их, и сочились теплым, как кровь, сокомили имелиглаза иповодили
имитомно и лукаво; он прислонялсяк дереву, хватался за сук и видел между
стволом и суком комокспутанных волос, как под мышкой. Однажды он увидел во
сне себяили своего святого, Гольдмунда Хризостому са,у него были золотые
уста, и онговорил золотыми устамислова, и слова,как маленькие роящиеся
птицы, вылетали порхающими стаями.
Однажды ему приснилось: он был взрослым, но сидел на земле как ребенок,
перед ним лежала глина, ион лепил из нее фигуры: лошадку, быка, маленького
мужчину, маленькуюженщину.