Она оставила дом и хозяйство, мужа и ребенка, общину и порядок, долг и честь
и ушла в неизвестное, видимо, там давно и погибла. У нее не было цели, как и
у него. Иметь цели,-это данодругим,неему. О, как хорошо всеэто уже
давно видел Нарцисс, как он был прав!
ВскорепослеэтогодняНарцисс какбы исчез,он вдруг стал как бы
невидим. Другой учитель вел его уроки, его место вбиблиотеке пустовало. Он
еще был здесь, не полностью сталневидим, иногда можно бьшо видеть,как он
проходит по галерее, иногда слышать, как шепчет молитвы водной из часовен,
стоя на коленях на каменном полу; знали, что он начал готовиться к постригу,
что он постится и по три раза в ночь встает читать молитвы. Он был еще здесь
и все-таки перешел в другой мир;его можно было видеть, хотя и редко, но он
был недосягаем, с ним нельзя было ни общаться, ни говорить.Гольдмунд знал:
Нарцисспоявится опять, займет своеместо в библиотеке, в трапезной, с ним
снова можно будет поговорить - нопрошлого невернешь. Нарциссникогда не
будет принадлежать ему. И когда он думалоб этом, он понял, что Нарцисс был
единственным, из-за когоемунравился монастырь и монашество, грамматика и
логика, учеба идух.Его пример манил его, быть как он, стало его идеалом.
Правда,был ещенастоятель,егоон тожепочитал и любил ивиделв нем
образецвысокого.Другиеже: учителя, ученики, дортуар, трапезная, школа,
уроки, службы, весь монастырь - без Нарцисса ему не было до них дела. Что же
онещеделалздесь?Онждал,онстоялподкрышеймонастыря,как
останавливается вдождь нерешительныйпутник подкакой-нибудь крышейили
деревом, просто ждет как гость из страха перед суровой неизвестностью.
ЖизньГольдмундав это времябыла лишьпромедлением и прощанием. Он
посетил все места, которые были ему дороги или значимы для него. Со странным
отчуждениемзаметилон,скольмало людейи лицбыло здесь,прощание с
которыми было бы ему тяжело. Нарцисс да I старыйнастоятельДаниил, да еще
добрыймилыйпатерАнсельм,да,пожалуй,ещеласковыйпривратники
жизнерадостный сосед-мельник - но и онибыли уже почти I нереальны. Труднее
былопрощатьсясбольшой каменноймадоннойв часовне,сапостолами на
портале.Долго стоял он перед ними, а также перед прекрасной резьбой хоров,
перед фонтаномвгалерее,передколоннамистремяголовамиживотных;
простилсяслипамиводворе, скаштаном.Когда-нибудь всеэтостанет
воспоминанием,маленькой книжицей с картинками в его сердце.Дажетеперь,
когдаонбылсрединих, ониначинали ускользатьотнего,теряясвою
действительность, превращаясь во что-то бывшее. С патером Ансельмом, который
охотно брал его с собой, он ходил собирать травы, у мельника присматривал за
работникамии время отвремени принимал приглашение на выпивкуспеченой
рыбой: но все этобыло уже чужими наполовину воспоминанием. Как егодруг
Нарцисс, попадавшийся иногда в сумракецеркви и исповедальни, стал для него
тенью,такивсевокругбылолишено действительности, дышало осеньюи
преходящим.
Действительной и живой была только жизньвнутри, робкое биение сердца,
болезненное жаломучительного ожидания, радостиистрахи его грез.Им он
принадлежал,отдаваясьцеликом.Вовремячтенияилизанятий,в кругу
товарищейон мог погрузитьсявсебяивсезабыть,отдаваясь потокам и
голосам внутри, увлекавшимего вглубины, полные темных мелодий, в цветные
бездны,полные сказочных переживаний, все звукикоторыхзвучали как голос
матери, тысячи глаз которых были глазами матери.
ШЕСТАЯ ГЛАВА
Как-топатерАнсельм позвал Гольдмунда всвою аптеку,уютную, чудно
пахнущую травамикомнатку.Гольдмундхорошо ориентировалсяздесь.Патер
показалему какое-тозасушенное растение, лежавшеемеждучистыми листами
бумаги, и спросил, знакомо ли ему это растение и может ли он точноописать,
каконовыглядитвполе.Да.этоГольдмундмог; растениеназывалось
зверобой. Он точноописал все его приметы. Старый монах был доволенидал
своемуюномудругузадание набратьпослеобеда побольше этихрастений,
подсказав, где их лучше найти.
-За этотыбудешь освобожден от послеобеденных занятий,мой милый,
надеюсь, ты не против, впрочем, тыничегоне теряешь.Знание природы тоже
наука, не только ваша дурацкая грамматика.
Гольдмунд поблагодарил завесьма приятное поручение собирать несколько
часов цветы,вместотогочтобысидеть в школе.Дляполнотырадости он
попросил ушталмейстераконяБлессаисразупосле обеда вывелегоиз
конюшни, бурно приветствуемый, вскочил на него и, очень довольный,пустился
рысьюв теплую сияющуюдаль. Часок-другой он скакалвсвое удовольствие,
наслаждаясь воздухом иблагоуханием полей, абольшевсего скачкой,потом
вспомнил о задании и нашел одно из мест,описанных патером. Тут он привязал
лошадь подтенистым кленом, поболталс ней,дав хлеба,иотправилсяна
поиски цветов. Перед ним лежало несколько наделов невозделанной пашни, бурно
заросшихвсякогородасорнойтравой,мелкие жалкиемакиспоследними
бледнымицветами иужезрелыми семеннымикоробочкамиподнималисьсреди
засохшей повилики инебесно-голубыхцветов цикорияипоблекшейгречихи,
несколькосброшенныхвкучукамней,разделявшихполя,былизаселены
ящерицами, а вот,наконец, и первыекустики зверобоя, и Гольдмунд принялся
собирать их.Собрав изряднуюохапку, онприсел накамни отдохнуть.Было
жарко, и он вожделенно поглядывал нагустую сень далекой лесной опушки,но
так далеко ему не хотелось уходить от лошади, которую отсюда еще было видно.
Он осталсясидеть на теплых булыжниках, притаившись, чтобы выманить обратно
спрятавшихся былоящериц, нюхалзверобой, держа его маленькиекисточки на
свет, чтобы разглядеть сотни крохотных проколов иголочек.
Удивительно,думалон,накаждомизтысячималеньких лепесточков
выколотокрохотноезвездноенебо,тонко,какшитье.