Удивительно,думалон,накаждомизтысячималеньких лепесточков
выколотокрохотноезвездноенебо,тонко,какшитье.Удивительнои
непостижимо, впрочем, все: ящерицы,растения, даже камни, вообще все. Патер
Ансельм, который так любит его, уже не может сам собирать зверобой, с ногами
плохо, а в некоторыедни он и совсем не двигается, и собственное врачевание
не помогает.
Возможно,онскороумрет,атравывкомнаткебудутпродолжать
благоухать, хотя старого патерауже не будетвживых.А можетбыть,он
проживет ещедолго, летдесять или двадцать,иу него будут все такие же
белыередкие волосыи те жевеселые лучики морщин возлеглаз;а сам он,
Гольдмунд, чтобудетс ним черездвадцать лет? Ах. все былонепонятно и,
собственно, печально, хотя и прекрасно.Ничего не известно.Вотживешьи
бродишь поземле илискачешьполесам,и что-тосмотритнатебятак
требовательно и обещающе, пробуждая тоску ожидания: вечерняя звезда, голубой
колокольчик, заросшее зеленым тростником озеро, взгляд человекаили коровы,
а иногда кажется, вот сейчас произойдет что-тоневиданное, но давно чаемое,
со всего упадет завеса; но время идет, иничего не происходит, и загадка не
решена,и тайные чарынеразвеяны,ивот,наконец,приходит старость,
немощь, как у патера Ансельма, или мудрость, как у настоятеля Даниила, а все
еще ничего не знаешь, но ждешь и прислушиваешься.
Он поднял пустую раковинуулитки, совсем теплую от солнца. Погруженный
вразмышления,онрассматривалвиткираковины,спиральснасечками,
изобретательно уменьшавшуюся к концу, пустой зев, блестевший перламутром. Он
закрылглаза,чтобы почувствовать форму чуткимипальцами,этобылаего
стараяпривычкаиигра.Вращая раковинулегкимипальцами,онласково
поглаживалее без нажима, поражаясь чуду формы, волшебству телесного. Вот в
чем, думал онмечтательно, был один из недостатков школы и учености: видеть
и представлять все так, как будто оно плоское и имеет лишь дваизмерения. В
этом,казалосьему,заключаетсяущербнаянеполноценностьрассудочного
подхода, но он был уже не в состоянии удержать мысль,раковина выскользнула
изего пальцев,он почувствовал себя усталым и сонным. Приклонив голову на
своитравы,которые, увядая,пахли все сильнее исильнее,онзаснул на
солнце.Поего башмакамбегали ящерицы,подголовой увядалитравы, под
кленом с нетерпением ждал Блесс.
От далекого леса кто-то приближался к нему, молодая женщина в выцветшей
голубой юбке, повязанная красным платком поверх черных волос, с загорелым на
летнем солнце лицом. Женщина подошла ближе, держа в руках узелок и маленькую
красную гвоздику во рту. Она увидела сидящего Гольдмунда, долго разглядывала
его издали с любопытством и недоверчиво, заметив, чтоон спит, онаподошла
ближе, осторожноступая босымизагорелыми ногами, остановилась прямо перед
Гольдмундом и посмотрела на него.
Ее недоверчивость исчезла, красивый спящий
юноша выглядел неопасным, но очень понравился ей -как он попалсюда, на
брошенные поля? Он собирал цветы, заметила она с улыбкой, они уже завяли.
Гольдмунд открыл глаза, возвращаясь из дебрей сна. Его голова лежала на
мягком, наколенях женщины, в его заспанные удивленные глаза смотрели чужие
карие глаза, близко итепло. Онне испугался,опасностине было,теплые
карие звезды светились приветливо.Вот женщинаулыбнуласьвответ на его
удивленныйвзгляд, улыбнуласьочень приветливо, ионтоже сталмедленно
улыбаться. Наего улыбающиеся губы опустился ее рот, они поздоровались этим
нежнымпоцелуем,прикотором Гольдмунду сразу же вспомнилсятот вечерв
деревне ималенькая девушкас косами. Нопоцелуй былеще не кончен.Рот
женщины задержался на его губах, продолжая игру, дразнил и манил, схватил их
наконец с силой и жадностью, волнуякровь и будоража до самойглубины, и в
долгой молчаливой игре, едва заметно наставляя женщина отдаваласьмальчику,
позволяя искать и находить,воспламеняя егои утоляя пыл.Дивное короткое
блаженство любви охватило его, вспыхнуло золотым пламенем,пошло на убыль и
погасло. Он лежал сзакрытыми глазами на грудиженщины. Не было сказано ни
слова. Женщина лежала тихо, нежно гладя его волосы, позволяя медленно прийти
в себя. Наконец он открыл глаза.
- Ты.- проговорил он.- Ты! Кто же ты?
- Я - Лизе.- ответила она.
- Лизе,- повторил он. как бы смакуя имя.- Лизе, ты - прелесть.
Она прошепталаему в самое ухо:"Утебяэтобыло впервый раз? Ты
никого еще не любил до меня?"
Он покачал головой. Потом быстро встал и посмотрел вокруг,на поле, на
небо.
- О!- воскликнул он.- Солнце-то уже совсем село. Мне надо обратно.
- Куда же это?
- В монастырь, к патеру Ансельму.
- В Мариабронн? Ты там живешь? А не хочешь еще побыть со мной?
- Очень хочу.
- Так останься!
- Нет, нельзя. Мне надо еще набрать травы.
- Разве ты в монастыре?
- Да, я учусь. Ноя не останусь там. Можномнебудетприйти к тебе,
Лизе? Где ты живешь, где твой дом?
- Я нигде не живу,дорогой. Носкажимне твоеимя.Так тебязовут
Гольдмунд? Поцелуй меня еще раз, Гольдмунд, тогда можешь идти.
- Ты нигде не живешь? Где же ты спишь?
- Если захочешь, с тобой в лесу или на сеновале. Придешь сегодня ночью?
- О, да. Куда? Где мне найти тебя?
- Умеешь кричать как сыч?
- Никогда не пробовал.
- Попробуй.
Он попробовал. Она засмеялась и осталась довольна.
- Тогда выходи ночью из монастыряи покричи, я буду поблизости. Явсе
еще нравлюсь тебе, Гольдмунд, дитятко мое?
- Ах, ты мне очень нравишься, Лизе. Я приду. Храни тебя Бог, а теперь я
должен спешить.
На взмыленном коне всумерки Гольдмунд вернулся в монастырь и был рад,
что патер Ансельм очень занят.