Я приду. Храни тебя Бог, а теперь я
должен спешить.
На взмыленном коне всумерки Гольдмунд вернулся в монастырь и был рад,
что патер Ансельм очень занят. Купаясь, кто-то из братьев проколол ногу.
ТеперьнужнобылоразыскатьНарцисса.Онспросилуодногоиз
прислуживающих братьев в трапезной о нем. Нет, Нарцисс не придет на вечернюю
трапезу,у него пост, и сейчас он, по- видимому, спит,потому что по ночам
прислуживаетнавсенощной. Гольдмунд бросился туда,где спалего друг во
время подготовкикпостригу.Этобылаодна изкелийдлякающихсяво
внутреннем монастыре.Не раздумывая, он вбежал внутрь, прислушался у двери,
ничего не былослышно.Он тиховошел. То, что этобыло строго запрещено,
сейчас не имело значения.На узкой постели лежал Нарцисс, в сумерках он был
похожнамертвого,настольконеподвижно лежалоннаспинесбледным
заострившимся лицом, скрестив руки на груди.Но глаза егобыли открыты, он
неспал.МолчапосмотрелоннаГольдмунда,безупрека,ноине
шевельнувшись,настолько явноотрешенный, настолько в иномвремени и ином
мире, что ему стоило труда узнать друга и понять его слова.
- Нарцисс! Прости,прости, милый,что я мешаютебе, этоне шутка. Я
знаю, что ты сейчаснесмеешь со мной говорить, но сделай это, очень прошу
тебя.
- Это необходимо?- спросил он угасшим голосом.
- Да. это необходимо. Я пришел попрощаться с тобой.
- Тогда это необходимо. Ты непришел бы зря.Проходи,сядькомне.
Четверть часа есть до начала первого бдения.
Он поднялся и сел на голой постели, Гольдмунд сел рядом.
-Толькопрости!-сказал он,чувствуя себя виноватым. Келья,голая
постель,невыспавшееся,переутомленноелицоНарцисса,егонаполовину
отсутствующий взгляд - все свидетельствовало о том, что он здесь лишний.
- Не стоит извинений. Не беспокойся обо мне, я здоров. Ты говоришь, что
хочешь попрощаться? Ты уходишь?
- Я уйду сегодня же. Ах, не могу тебе рассказать! Все вдруг решилось!
- Твой отец приехал, или ты получил известие от него?
- Нет,ничего.Самажизнь пришлакомне.Я ухожу,без отца,без
разрешения. Я опозорю тебя, друг, я убегу.
Нарцисс посмотрел на свои длинные белые пальцы, тонкие, как у призрака,
ониедва виднелись из рукавов рясы. Не настрогом, смертельноусталом его
лице, но в голосе послышалась улыбка, когда он сказал:
- У нас очень мало времени,милый. Скажи тольконеобходимое коротко и
ясно. Или, может быть, мне сказать, что с тобой произошло?
- Скажи.
- Ты влюбился, милый мальчик, ты познал женщину.
- Как это ты опять все узнал?
-Глядяна тебя,этонетрудно. Твоесостояние, дружок,имеетвсе
признаки того видаопьянения,который называетсявлюбленностью.
Ну,так
продолжай, пожалуйста.
Гольдмунд робко положил руку на плечо друга.
- Тыуже сказал. Но на этот раз нехорошо сказал, Нарцисс, неправильно.
Этобыло совсеминаче. Ябыл далеко вполяхи заснулна жаре, акогда
проснулся,моя головалежала наколеняхпрекраснойженщины, иясразу
почувствовал,что вот пришла моя мать, чтобы взять меня к себе. Не то чтобы
я принял эту женщину за своюмать, нет,уэтой темные карие глаза, черные
волосы, а мояматьбылабелокурая, как я,она выглядела совсеминаче. И
все-такиэтобыла она,ее зов, это была весть от нее.Как будто изгрез
моегособственногосердцаявиласьвдругпрекраснаячужаяженщина, она
держаламою голову у себя наколенях и улыбалась мне,какцветок, и была
мила со мной, при первом же поцелуе я почувствовал, как будто что-то тает во
мне и причиняет сладкую боль.Вся тоска, какую я когда-либо чувствовал, все
мечты, сладостноеожидание,всетайны, спавшиево мне,проснулись,все
преобразилось, лишилось чар, все получило смысл. Она показала мне, что такое
женщина с ее тайной. За полчаса она сделала менястарше на несколько лет. Я
теперьмногоезнаю.Яузналтакжесовсемнеожиданно,чтонедолжен
оставаться здесь ни одного дня.Я уйду,как только настанет ночь.Нарцисс
слушал и кивал.
- Этослучилось неожиданно,- сказал он,-ноэто примерното.что я
ожидал. Я буду много думать о тебе. Мне будет;тебя недоставать, друг. Могу
я что-нибудь сделать для тебя?
-Еслиможно,скажинашемунастоятелю, чтобыонне проклялменя
окончательно. Он единственныйвмонастыре, кроме тебя, чья память обомне
для меня небезразлична. Его и твоя.
- Я знаю... Может, у тебя есть еще просьбы?
-Да,одна просьба. Когда будешь вспоминатьменя, помолисьобо мне!
И... спасибо тебе.
- За что. Гольдмунд?
- Затвоюдружбу, за твое терпение, завсе.Иза то, что ты сейчас
выслушалменя, хотя это очень труднодля тебя.И за то. что ты не пытался
удержать меня.
- С какой стати мне быпришло в головуудерживать тебя? Ты же знаешь,
что ядумаю по этомуповоду. Но куда же ты пойдешь, Гольдмунд? У тебя есть
цель? Ты идешь к той женщине?
- Я иду с ней, да.Цели уменянет.Онане здешняя, бездомная, как
будто цыганка.
- Ну хорошо. Но скажи, моймилый, ты знаешь, что твой путь с ней может
оказаться очень коротким? Тебе не следует, по- моему, особенно полагаться на
нее. Ведь унеемогутбыть родственники,может, муж, кто знает, кактам
примут тебя.
Гольдмунд прильнул к другу.
- Я это знаю,- сказал он,- хотя пока еще не думал об этом. Я уже сказал
тебе: у меня нет цели. И эта женщина, что была так мила со мной, тоже не моя
цель.Я идук ней,но не ради нее. Я иду, потому чтодолжен, потомучто
слышу зов.