Такойжекрик ответил ему
издали, снизу по ручью.
"Мыпрямокак звери кричим друг другу",- подумалось ему, и, вспоминая
послеполуденныйчас любви, он лишь теперьподумал, что они с Лизе только в
концесвидания обменялисьсловами,даи то немногимии незначительными!
Какие же длинные разговоры вел он с Нарциссом! Но теперь, видимо, он вступил
вмир,гдене говорят, где приманивают другдруга совиными криками,где
слова не имеют значения.Он был с этим согласен, сегодня у него уже не было
больше потребностив словах илимыслях, атолько вЛизе, тольковэтом
бессловесном, слепом, немом неистовстве чувств, в этом томящем растворении в
ней.
Лизе была здесь, она уже шла из леса навстречуему.Он протянул руки,
чтобыпочувствовать ее,нежно касалсяее головы, волос, шеи, затылка,ее
стройного тела и крепких бедер. Обняв ее, он пошел дальше, ничего не говоря,
неспрашивая:куда?Увереннодвигаласьонав ночномлесу, он с трудом
поспевалза ней, казалось, она видит ночью подобно лисе или кунице, идет не
задевая,не спотыкаясь.Он позволилвестисебя в ночь, влес, в слепой,
таинственный мир без слов, без мыслей.Он большене думал ниопокинутом
монастыре, ни о Нарциссе
Не говоря ни слова, прошли оникакое-то расстояние по темному лесу, то
помягкому,какподушка, мху, то по твердым ребрамкорней, временами меж
редкихвысокихкроннаднимивиднелосьбледноенебо,временамибыло
совершенно темно;кустарники билиего по лицу, веткиежевикихватализа
одежду. Онахорошознала дорогуи шла вперед,редкоостанавливаясьили
замедляя шаг. Через некоторое время они шли меж отдель ных, далеко отстоящих
друг от друга сосен, впереди открывалось бледное ночноенебо, лес кончился.
Они вышли на луг, сладко запахло сеном. Они перешли вброд маленький бесшумно
струящийсяручей, здесь напросторе было еще тише, чем в лесу: ни шумящего
кустарника, ни торопливого ночного жителя, ни хруста сухих веток.
У большого вороха сена Лизе остановилась.
- Здесь мы остановимся,- сказала она.
Онисели всено, переводя дыханиеи наслаждаясь отдыхом, оба немного
устали.Онивытянулись, слушая тишину,чувствуя,какпросыхают их лбы и
постепенностановятся прохладнымиих лица. В приятной усталости Гольдмунд,
играя, то подтягивалколени,тоснова опускал их.глубоко вдыхая ночьи
запах сенаинедумая ни опрошлом, ниобудущем. Медленноподдаваясь
очарованиюблагоуханияитеплалюбимой,отвечаявремяотвременина
поглаживания еерук,он блаженночувствовал, каконапостепенноначала
распаляться рядом сним, подвигаясь все ближе и ближе к нему. Нет, здесь не
нужны былини слова, ни мысли. Ясно чувствовал он все,чтобыловажнои
прекрасно,силу молодости ипростуюздоровую красотуженскоготела, его
теплоту истрасть, явно чувствовалось также, что на этот раз она хочет быть
любимой иначе, чем в первый раз, когда сама соблазнилаего теперь она ждала
его наступления и страсти.
Молча пропуская через себятоки, ончувствовал,
счастливый, как вобоих разгоралсябезмолвныйживой огонь,делая их ложе
дышащим и пылающим средоточением всей молчащей ночи.
Когда он, склонившись над лицом Лизе, начал в темноте целовать ее губы,
онвдруг увидел,как ее глазаи лоб мерцают в нежномсвете, он удивленно
огляделсяиувидел, чтосияние,забрезжив, быстро усиливалось. Тогдаон
поняли обернулся:над краем черногодалеко протянувшегося лесавставала
луна.Дивно струился белый нежныйсвет по ее лбуи щекам, круглой шее, он
тихо и восхищенно проговорил: "Как ты прекрасна!"
Она улыбнулась, какбудто получила подарок, он приподнял ее, осторожно
снимаяодежду,помогей освободиться отнее, обнаженныеплечиигрудь
светилисьвпрохладномлунномсвете.Глазамиигубамиследовалон,
увлеченный, занежнымитенями, любуясь и целуя; как завороженная, она тихо
лежала,с опущенным взоромикаким-то торжественным выражением, как будто
собственная красота в этот момент впервые открылась и ей самой.
СЕДЬМАЯ ГЛАВА
Междутем как над полями становилось прохладно, a луна с каждымчасом
поднималасьвсевыше,любящие покоилисьнасвоем мягко освещенном ложе,
увлеченные своимииграми,вместезасыпали, проснувшись, сноваобращались
другк другу и, воспламенившись, снова сплетались водно, опятьзасыпали.
После последнего объятия они лежали в изнеможении: Лизе глубокозарывшись в
сено итяжело дыша, Гольдмунд -на спине, неподвижно уставившись в бледное
лунное небо; в обоих подни малась глубокая печаль, от которой они прятались,
уходявсон. Ониспалиглубокоиобреченно, спалижадно, какбудто в
последний раз,как будтоони былиприговорены квечному бодрствованию, а
пока вбирали в себя весь сон мира.
Проснувшись, Гольдмунд увидел, что Лизе занята своими черными волосами.
Он смотрел на нее какое-то время, рассеянный и лишь наполовину проснувшийся.
- Ты уже не спишь?- сказал он наконец.
Она резко повернулась к нему, как будто в испуге.
- Мне нужно идти,- сказалаона, несколько подавленно и смущенно.- Я не
хотела тебя будить.
- Ну, вотяипроснулся.Намведь нужно двигатьсядальше?Мыже
бездомные.
- Я - да,- сказала Лизе.- А ты ведь живешь в монастыре.
- Ябольше не живу в монастыре, я, как и ты, я совсемодин,и у меня
нет никакой цели Я пойду с тобой, разумеется.
Она посмотрела в сторону.
- Гольдмунд, тебе нельзя сомной. Я должна вернуться к мужу, он побьет
меня зато, чтоменя небыло всю ночь. Яскажу, что заблудилась.Но он,
конечно, не поверит,
В этот момент Гольдмунд вспомнил, что Нарцисс предсказал ему это. И вот
так оно и случилось.
Он встал и взял ее за руку.
- Я просчитался,- сказал он.- Я думал, мы будем вместе. А тыи вправду
хотела оставить меня спящим и уйти не попрощавшись?
- Ах, я думала,тыразозлишься и,пожалуй, побьешь меня.