И вот
так оно и случилось.
Он встал и взял ее за руку.
- Я просчитался,- сказал он.- Я думал, мы будем вместе. А тыи вправду
хотела оставить меня спящим и уйти не попрощавшись?
- Ах, я думала,тыразозлишься и,пожалуй, побьешь меня. То, что муж
меня бьет,это уж так, дляпорядка. Но от тебя мне не хотелось бы получать
тумака.
Он крепко держал ее за руку.
- Лизе,- сказал он,- я не буду бить тебя, ни сегодня, ни когда бы то ни
было. Может, тебе лучше пойти со мной, а не с мужем, который колотит тебя?
Она рванулась, чтобы освободить руку.
-Нет,нет,нет,- закричалаона со слезами вголосе Итаккак он
почувствовал, что ее сердцервется от него и что ей милее сносить побоиот
другого,чемдобрыесловаот него,он отпустил ееруку,иона начала
плакать.Но сразу же побежала,закрывая рукамимокрыеглаза, она убегала
прочь. Он несказал ничего больше и смотрел ей вслед. Ему было жаль ее, как
жеонаторопилась, убегаяпоскошенному лугу,влекомая какой-тосилой,
незнакомой силой, над которой ему следовало поразмыслить. Емубыло жаль ее,
но и самогосебя тожежаль немного; емунеповезло как будто, одинокои
как-то глупо сидел он, покинутый. Между тем он все еще чувствовалусталость
и хотелспать,никогдаещеоннебылтакутомлен.Ещебудетвремя
погоревать.Он опятьзаснули пришелв себя,лишь когда ему стало жарко
лежать на высоко поднявшемся солнце.
Теперьонотдохнул,он быстро поднялся, сбегалкручью,умылсяи
напился.Опятьнахлынуливоспоминаниятойихночилюбви,какаромат
диковинныхцветов,поднимались картины, приятные, нежныеощущения. Он был
погруженвних, бодроотправляясьв путь,перечувствовалвсееще раз,
вкушал, вдыхал и осязал всееще и еще раз. Сколько мечтаний осуществила для
негоэта чужая смуглая женщина, скольким бутонам дала распуститься, сколько
любопытства и тоски утолила и сколько пробудила новой!
Аперед ним лежало поле и луг, высохшая пустошьи темный лес, за ним,
по-видимому, пойдут усадьбы имельницы,деревня,город. Впервые мир лежал
открытым передним, открытыми выжидающим, широким, принимая его, даря ему
доброи причиняя боль.Онуже не ученик,что смотрит намир в окно, его
странствие - это уже не прогулка, неизменно кончавшаяся возвращением. Отныне
этот огромный мир стал действительностью, он был частью его, внем была его
судьба,подединым небом, влюбуюпогоду. Ничтожно малымбыл он вэтом
огромноммире,подобнозайцу илимошке, стремилсяв егозелено-голубую
бесконечность. Тут колокол не прозвонит подъем, службу, занятия, обед.
О.какжеон был голоден! Полкаравая ячменного хлеба, кружка молока,
мучной суп -какие сказочные воспоминания! У него проснулся волчий аппетит.
Онпроходилмимо пашни,колосьянаполовинусозрели,онвынималзерна
пальцами и зубами, жадно пережевываямелкие скользкие зерна, срывал снова и
снова, набивая карманыколосьями.
Онпроходилмимо пашни,колосьянаполовинусозрели,онвынималзерна
пальцами и зубами, жадно пережевываямелкие скользкие зерна, срывал снова и
снова, набивая карманыколосьями. А потом он нашел лесные орехи, еще совсем
зеленые, и с удовольствием разгрызал скорлупу; из них он тоже сделал запас.
Опять начался лес, сосновый вперемежку с дубами и осинами, с множеством
черники. Онсделал остановку, поел и освежился. Средитонкой жесткой травы
поднимались голубыеколокольчики, порхаликоричневые бабочки иисчезали в
капризномнеровном полете.В таком лесужиласвятая Женевьева, еежитие
всегда нравилось ему. О, какохотно он повстречался бы с ней! Или пусть это
будет скит со старымбородатымотшельником,живущим где-нибудь в землянке
илившалаше.Возможно,влесуживутугольщики,онсудовольствием
поприветствовалбы их. Пустьбудутдаже разбойники, онибы ему ничего не
сделали. Хорошобы встретить хоть каких-нибудь людей. Но он, конечно, знал,
можно долго идти лесом, сегодня, завтра и еще несколько днейи не встретить
никого.И с этим надо смириться, если так ему предназначено. Не нужно много
думать, пусть все идет своим чередом.
Онуслышал, какстучит дятел,и пытался подкрасться к нему; он долго
напрасно пытался увидеть его, наконец это емуудалось,и он какое-то время
наблюдал,как тот,прилепившиськстволу,прилежнопостукивал,двигая
головкой туда-сюда. Жаль, что с животными не поговоришь! Как было бы здорово
окликнуть дятла и сказать ему что-нибудь приветливое, узнатьо его жизни на
дереве,о еготрудахи радостях. Вотесли быможно былопревращаться в
животных!
Он припомнил, как иногда в часы досуга рисовал грифелем на доске цветы,
листья, деревья, животных, головы людей. Этим он часто подолгу забавлялся, а
иногда, подобно маленькому ГосподуБогу, создавал причудливые вещи: чашечке
цветкаподрисовывалглазаирот,из ветки спучкомлистьев получались
фигуры, дерево увенчивалось головой. Играяв эту игру, онбывал счастлив и
очарован,могсовершатьволшебныепревращения,проводялинииисам
удивляясь,когда из начатой фигурыполучался лист дерева, хвострыбыили
лисы, бровь человеческогоглаза. Вот так бы уметь превращаться, подумал он,
кактогда, играя линиями на доске! Гольдмунд охотно сталбы дятлом, может,
наденек,может на месяц, жилбы навершине дерева,бегалбы высоко по
гладким стволам, сильным клювом долбил бы кору, опираясь на хвостовые перья,
говорилбы на языке дятловидоставалбывкусные веши изкоры.Мило и
выразительно звучало постукивание дятла по звонкому дереву.
МногоживотныхповстречалосьГольдмундувпути.Зайцы выскакивали
неожиданно из кустарника,когда он подходил близко, пристальносмотрели на
него, поворачивались и неслись прочь, прижав уши,показывая белоепятнышко
под хвостом. На маленькой полянке он нашел змею, она не уползла, это была не
живаязмея, а толькосброшенная кожа, он поднял ее и рассмотрел,по спине
шелкрасивый серо-коричневый рисунок, солнце просвечивало через нее, тонкую
как паутина.