что онстранствовал, а они, оседлые, боятся жизни бездомной?Или дело
только в нем, в его личности, так что женщины желали его и прижимали к себе,
как красивую игрушку, а потом все убегали к своим мужьям, даже если их ждали
побои? Он не знал.
Онне уставал учиться у женщин. Правда, егобольше тянуло к девушкам,
совсемюным,у которых еще не было мужчин и которые ничего не знали, в них
он мог страстно влюбляться; нодевушки обычно бывали недосягаемы: онибыли
чьими-то возлюбленными, былиробкиизаними хорошоследили. Ноон и у
женщин охотно учился. Каждая что-нибудь оставляла ему: жест, способ поцелуя,
особуюигру,особуюманеруотдаватьсяилисопротивляться.Гольдмунд
соглашалсянавсе, он былненасытным и уступчивым,какребенок. Онбыл
открыт любому соблазну: только поэтому он сам был так соблазнителен.
Однойегокрасотыбыло бынедостаточно,чтобытак легконаходить
женщин; нужна была эта детскость,эталюбопытствующая невинностьстрасти,
эта совершенная готовность ко всему, чего бы не пожелала от него женщина. Он
был, сам того не зная, с каждой возлюбленной именно таким, каким ей хотелось
имечталось, с одной -нежным и обходительным, с другой -стремительным и
быстрым, то подетски неискушенным, как впервые посвящаемыйвлюбовные дела
мальчик, тоискуснымиосведомленным. Онбыл готов к играм иборьбе,к
вздохами смеху, к стыдливости и бесстыдству,он неделал женщине ничего,
чегобы та не пожелаласама, не вы манила быиз него. Вотэто-то сразу и
чувствовала в нем женщина с умом, это-то и делало его ее любовником.
Аон учился. Закороткоевремя оннаучился не толькоразнообразным
любовным приемам и опытуот своихмногочисленных возлюбленных. Он научился
также видеть, чувствовать, осязать, обонять женщинво всем их многообразии;
онтонкоулавливал наслухлюбой тип голосаи уженаучился безошибочно
определять унекоторых женщин по его звучанию характер и объем ихлюбовной
способности,снеустаннымвосхищениемонрассматривалбесконечное
разнообразие впосадке головы, в том. каквьделяетсялоб из волос,может
двигаться коленная чашечка. Он учился отличать в темноте с закрытыми глазами
нежными пытливыми пальцами один тип женских волос от другого, один тип кожи,
покрытой пушком, от другого. Он начал замечать почти сразу, что, возможно, в
этом был смысл егостранствия, может, поэтому его влечет от одной женщине к
другой,чтобы овладеть этойспособностью узнавать и различать всетоньше,
все многообразнее и глубже. Может быть, в этом его предназначение, познавать
женщинилюбовь натысячуладовивтысячах различий до совершенства,
подобномузыканту,владеющемуне одниминструментом, а тремя,четырьмя,
многими. К чему, правда, все это приведет, он не знал, он только чувствовал,
что это его путь. Хотяк латыни ик логике он тоже был способен -к любви
же, к игре с женщинами у него была особая, удивительная, редкая одаренность,
здесь он училсябез устали, ничегоне забывая, здесь опытнакапливалсяи
упорядочивался сам собой.
Однажды, пространствовав уже годилидва,Гольдмундпопал в усадьбу
одного состоятельного рыцаря, у которого было две прекрасных молодых дочери.
Было эторанней осенью, ночискороуже должныбыли стать прохладными,в
прошлуюосеньизиму он испытал,что это значит,небезозабоченности
подумывал ононаступающих месяцах, зимойстранствоватьбылотрудно. Он
попросил поесть иразрешенияпереночевать. Егопринялиучтиво,акогда
рыцарьуслышал, что онучился и знает греческий, то попросил его пересесть
со стола для прислуги за свой стол и обращался с ним почти как с равным. Обе
дочерисиделисопущенными глазами,старшей,Лидии, быловосемнадцать,
младшей, Юлии, шестнадцать.
На другой день Гольдмунд собрался идти дальше. Для него не было надежды
завоевать благосклонность однойиздвух прелестных белокурыхбарышень,а
других жен-шин,ради которых можно было бы остаться, тамне было. Но после
завтрака рыцарь отвел его в сторону и провел в комнатку, предназначенную для
особых целей. Скромно поведал старый человек юноше о своей любви кучености
икнигам,показалему небольшой ларец, полныйрукописей,собранныхим,
показал конторку,сделанную поего заказу, изапас прекраснейшей бумаги и
пергамента.Этот скромныйрыцарь,каксовременемузналГольдмунд,в
молодостиучился, но потом совершенно отдался военной и мирской жизни, пока
вовремятяжелойболезнинеполучилбожественногоуказаниясовершить
паломничество и раскаяться в грешной молодости. Он отправился в Рим, а потом
даже в Константинополь. Вернувшись домой, нашел отца умершим, адом пустым,
оностался здесь, женился,потерял жену, воспитал до черей, а теперь ввиду
надвигающейсястаростирешилсявотподробноописатьсвоетогдашнее
паломничество. Он уже написал несколько глав,но - как признался он юноше -
в латыни он слаб,иэто ему очень мешает. ОнпредложилГольдмундуновое
платьеикров,еслитот исправити перепишетначисто уженаписанное и
поможет продолжить эту работу.
Была осень, Гольдмунд знал, что этозначитдля бродяга. Новоеплатье
тожебыло нелишним. Но прежде всего юношенравилась возможность остаться в
одном доме с прекрасными сестрами. Он не раздумывая согласился.
Вскореключнице пришлось открыть сундук, где нашлось прекрасное темное
сукно, из которого должны были сшить костюм и головной убор дляГольдмунда.
Рыцарь подумал, правда, о черном магистерскомплатье, но гостьнехотел и
слышать об этом и сумел уговорить его, и вот получился красивый костюм то ли
пажа, то ли охотника, который был ему очень к лицу.
С латынью все тоже шло неплохо. Вместеони просмотрели уже написанное,
иГольдмундисправилне только многие неточности инеправильности, нои
заменил кое-где короткие беспомощные предложения рыцаря красивыми латинскими
периодамиссолиднымиконструкциямииправильнымсогласованием времен.
Рыцарь был всем этим весьмадоволен ине скупился на похвалы.