Они сегодня малопродвинулись в
своих латинских писаниях, Гольдмунд был рассеян, хозяин любезно отпустил его
раньше обычного.
НезаметноГольдмундвывел свою лошадьсодвора и поскакал навстречу
прохладно-влажному осеннему ветру по выцветшей местности, все больше набирая
скорость,онпочувствовал,чтолошадьразгорячиласьподним,даи
собственная кровь разогрелась. По убранным полям и пашням под паром, по лугу
иболоту, заросшемухвощом и осокой,скакалон сквозь серый день,через
небольшиеольшаники,черезболотистыйеловыйлесиопятьпобурому
скошенному лугу.
Навысоком гребне холмов обнаружилон, наконец, фигуруЛидии,четко
вырисовывавшуюся на бледно-серомоблачном небе, она сидела выпрямившисьна
медленно трясущей лошади. Он бросился к ней, но, едва заметив преследование,
она пришпорилалошадьипомчалась прочь. Онато исчезала,то появлялась
вновь с развевающимися волосами.Онпреследовалее как добычу, сердце его
смеялось, короткими нежными возгласами он подгонял коня, радостно примечая в
скачкеландшафт,притихшие поля, ольховуюрощу, группукленов, глинистый
берегнебольшогопруда,оннеупускализвидусвою цель,прекрасную
беглянку. Вскоре он все-таки настиг ее.
Поняв,что он близко,Лидия отказалась от бегстваипустилалошадь
шагом.Онанеоборачивалась кпреследователю.Гордо, с виду равнодушно,
продолжала она ехать так. как будто ничего не было, как будто она была одна.
Он подъехалк ней вплотную, лошади мирно зашагалирядом, но и животное,и
седок были разгорячены погоней.
- Лидия!- позвал он тихо. Она не ответила.
- Лидия! Она молчала.
- Как красиво ты скакала там вдали, Лидия, твои волосылетели за тобой
подобнозолотой молнии. Это былотакпрекрасно! Ах, какчудесно, чтоты
убегала от меня! Только теперья понял, что ты меня хоть немножко любишь. Я
этого незнал, ещевчеравечером был в сомнении. Только сейчас, когдаты
пыталась убежатьотменя, я вдруг понял. Прекрасная, любимая,ты,должно
быть, устала, давай сойдем с лошадей.
Он быстро спрыгнул с лошади и сразу взял ее повод,чтобы она опятьне
вырвалась. Сбелым как снеглицомсмотрела она на него сверху и, когда он
снимал ее слошади, разразилась рыданиями. Бережно провел онеенесколько
шагов, посадил на высохшую траву ивстал возле нее наколени. Онасидела,
борясь с рыданиями, и наконец поборола их.
- Ах, до чего же ты скверный!- начала она, едва смогла говорить.
- Так уж и скверный?
- Ты соблазнитель женщин, Гольдмунд. Позволь мне забыть, что ты говорил
мне только что, это были беззастенчивые слова, тебе не подобает так говорить
со мной Как ты мог подумать, что я люблютебя?Забудем об этом! Но как мне
забыть то, что я видела вчера вечером?
- Вчера вечером? Что же ты такое видела?
- Ах,не притворяйся, не лги! Этобыло ужасно и бесстыдно,как тыу
меняна глазах заискивал перед женщиной! Неужели утебя нетстыда? Передо
мной, перед моими глазами! А теперь,когдата уехала, преследуешь меня! Ты
действительно не знаешь, что такое стыд!
Гольдмунд уже давно раскаивалсяв словах,которые сказал ей, пока еще
неснялс лошади.
Как это было глупо, слова в любви излишни, ему надо было
молчать.
Он больше ничего не сказал. Он стоял на коленях возле нееи она, видя,
как онпрекрасен и несчастен, заражала его своимстраданием; он чувствовал
сам, чтодостоин сожаления.Но, несмотряна все, что онаему сказала, он
видел в ее глазах любовь, и боль на ее дрожащихгубахтоже была любовь. Он
доверял своим глазам больше, чем ее словам. Однако она ждала ответа. Так как
его не последовало, губы ее стали еще строже, она посмотрела на него немного
заплаканными глазами и повторила:
- У тебя действительно нет стыда?
-Прости,-сказал онсмиренно,- мыговоримовещах, о которыхне
следовало бы говорить. Это моя вина, прости меня! Тыспрашиваешь, есть ли у
меня стыд. Да, стыд у меня, пожалуй, есть. Но ведь я люблю тебя, а любовь не
знает ничего постыдного. Не сердись!
Она.казалось, едваслушала. С горькойскладкой у рта онасиделаи
смотрела прямо перед собой вдаль, как будто была совсем рядом. Никогда он не
был в таком положении. Это все из-за разговоров.
Нежно положил он лицо на ееколено, и сразуже от этого прикосновения
емусталолегко.Но все-таки он былбеспомощными печальным,онатоже
казаласьвсе еще печальной, сидела не двигаясь, молчала исмотрелавдаль.
Сколькосмущения,сколькогрусти!Ноегоприкосновениебылопринято
благосклонно, его не отвергали. С закрытыми глазамилежал он, прильнув к ее
колену, чувствуяего благородную,удлиненную форму. Растроганный Гольдмунд
подумал, как это колено вего благородной форме соответствовало ее длинным,
красивым, немного выпуклым ногтям на руках. Благодарно прижимаяськ колену,
он предоставил щеке и губам беседовать с ним.
Вотон почувствовалее руку,как онаосторожно и легко легла на его
волосы. Милая рука, онощущал, как она робко, по-детски гладила его волосы.
Ее руку ончасторассматривали любовался ею, он знал ее почтикак свою,
длинныестройные пальцы с длинными,красиво выпуклыми, розовымихолмиками
ногтей. Ивотэти длинныенежныепальцывелинесмелый разговорсего
кудрями. Их речь была детской и пугливой, но она была любовью. Он благодарно
прильнул головойк ее руке,почувствовал затылком ищекойее ладонь. Она
сказала: "Пора, нам надо ехать". Он поднял голову ипосмотрел на нее нежно,
ласково поцеловал ее тонкие пальцы.
- Пожалуйста, встань.- сказала она,- нам нужно домой.
Он фазу же послушался, они встали, сели на лошадей и поскакали.
Сердце Гольдмунда переполнялось счастьем. Как прекрасна была Лидия, как
по-детски чистаи нежна! Он еще ни разу непоцеловал ее, а чувствовал себя
таким богатым и переполненным ею. Они скакали быстро, и толькопередсамым
домом,непосредственно перед въездом во двор она испуганно сказала: "Нам не
следовалобы возвращаться вместе.Какие мы глупые".Ив самыйпоследний
момент, когда они слезали с лошадей и уже подходил конюх, она быстро и пылко
прошептала ему в ухо: "Скажи мне, тыбылсегодня ночью у этой женщины?" Он
покачал головой несколько раз и начал разнуздывать лошадь.