Они скакали быстро, и толькопередсамым
домом,непосредственно перед въездом во двор она испуганно сказала: "Нам не
следовалобы возвращаться вместе.Какие мы глупые".Ив самыйпоследний
момент, когда они слезали с лошадей и уже подходил конюх, она быстро и пылко
прошептала ему в ухо: "Скажи мне, тыбылсегодня ночью у этой женщины?" Он
покачал головой несколько раз и начал разнуздывать лошадь.
После полудня, едва отец ушел, она появилась в кабинете.
- И этоправда?- сразу спросила она со страстью, ион понял, чтоона
имела в виду.
- Зачем же ты тогда так заигрывал с ней, так отвратительно влюблял ее в
себя?
- Это предназначалось тебе,- сказал он.- Верь мне, в тысячу раз охотнее
я погладил бы твою ногу,чем ее. Но твоя никогда не приближалась к моей под
столом и не спрашивала меня, люблю ли я тебя.
- Ты и вправду любишь меня, Гольдмунд?
-О да!
- Но что же из этого получится?
- Не знаю. Лидия. Да это меня и не беспокоит. Я счастлив любить тебя, а
что изэтого выйдет, обэтом я не думаю. Я рад, когда вижу, как ты скачешь
на лошади, и когда слышу твой голос,и когда твои пальцы гладят мои волосы.
Я буду рад, если мне можно будет поцеловать тебя.
- Поцеловать можнотолько свою невесту, Гольдмунд. Ты никогда не думал
об этом?
- Нет. об этом я не думал. Да и скакой стати. Ты знаешь так же. как и
я, что не можешь быть моей невестой.
-Да,это так.И так кактынеможешь бытьмоим мужем и навсегда
остатьсясо мной,очень неправильнобылобы говоритьмне о своей любви.
Может, ты думал совратить меня?
- Я ничегоне думал,Лидия,я вообще думаюнамного меньше,чемты
полагаешь. Я не хочу ничего, кроме того, чтобы ты сама захотела когда-нибудь
поцеловать меня. Мы так много разговариваем. Любящие так не делают. Я думаю,
что ты меня не любишь.
- Сегодня утром ты говорил обратное.
- А ты сделала обратное.
- Я? Как это?
- Сначала ты от меня ускакала, когда заметила, что я приближаюсь. Тогда
я подумал, что ты любишь меня. Потом ты расплакалась, и я подумал, что из-за
того, чтолюбишьменя.Потоммоя головалежалана твоемколене, иты
погладиламеня, и я подумал, это -любовь. А теперь тыне делаешь ничего,
что говорило бы о любви.
- Я не такая, как та женщина, ногу которой ты гладил вчера. Ты, видимо,
привык к таким женщинам.
- Нет, слава Богу, ты красивее и изящнее ее.
- Я имею в виду не это.
- О, но это так. Знаешь ли ты, как ты прекрасна?
- У меня есть зеркало.
- Видела ли тыв нем когда-нибудь свой лоб, Лидия?Апотом плечи,а
потомногти, апотомколени? Ивидела ли ты, как всеэтогармонирует и
сочетается друг сдругом, как все этоимеет одну форму, удлиненную и очень
стройную форму? Видела ли ты это?
- Какты говоришь? Я этого, собственно, никогда не видела,но теперь,
когдатысказал,язнаю,чтотыимеешьв виду.
Слушай, тывсе-таки
соблазнитель, ты и сейчас соблазняешь меня, делая тщеславной.
-Жаль, чтонеугодилтебе.Нозачем мне, собственно, делать тебя
тщеславной? Ты красива, и я хотел показать тебе,чтоблагодарен за это. Ты
вынуждаешьменя говорить об этом словами, ямог выразить этов тысячу раз
лучше безслов. Словамия не могу тебеничегодать! Насловах я не могу
ничему научиться у тебя, а ты у меня.
- Чему это я должна учиться у тебя?
- Я у тебя, а ты у меня, Лидия. Но ты ведь не хочешь. Ты желаешь любить
того,чьейневестой ты будешь.Он будетсмеяться, когдаувидит,что ты
ничего не умеешь, даже целоваться.
- Так-так. Значит ты хочешь поучить меня целоваться, господин магистр?
Он улыбнулся ей. Хотя ее слова и не понравились ему, но все- таки за ее
резкиминеестественнымумничаниемонощутилдевичество,охваченное
сладострастием и в страхе искавшее защиты от него.
Оннеотвечалбольше.Улыбаясь,онзадержалсвоиглазанаее
беспокойном взгляде и, когда она не безсопротивления отдаласьочарованию,
медленно приблизил свое лицо к ее, пока их губы не соприкоснулись. Осторожно
дотронулся ондо еерта, тотответил коротким детским поцелуем и открылся
как бы в обидномудивлении,когда он его не отпустил. Нежно следовал он за
ееотступающими губами,пока они нерешительно не пошли ему навстречу, и он
училзачарованную, как брать и давать в поцелуе, пока она, обессиленная, не
прижаласвое лицо кегоплечу.Он,счастливый, вдыхалзапахее густых
белокурых волос, шепча нежныеуспокаивающие слова и вспоминая в эти моменты
о том, как когда-то его,ничего не умевшего ученика, посвящала вэти тайны
цыганка Лизе. Как черны были ее волосы, как смугла кожа, как палило солнце и
пахлаувядшая травазверобоя! И какже далеко всеэто, из какойглубины
сверкнуло опять. Как быстро все увяло, едва распустившись!
МедленноприходилаЛидия всебя,серьезно иудивленносмотрели ее
большие любящие глаза с изменившегося лица.
- Позволь мне уйти, Гольдмунд,- сказалаона,-я так долгопробылау
тебя. О мой любимый!
Они каждый день тайно виделись наедине,и Гольдмунд совершенно отдался
возлюбленной, совершенно счастливый и тронутыйэтойдевичьей любовью. Иной
разона моглацелый час просидеть,держа его руки в своихи глядяв его
глаза, и попрощаться с детским поцелуем.
В другойцеловала самозабвенно иненасытно,нонетерпеланикаких
прикосновений.Однажды,краснеяипреодолевая себя, желая доставитьему
радость, она обнажила одну грудь, робко достав белый плод изплатья;когда
он,стоя на коленях, целовал ее, она тщательно прикрыла ее, все еще краснея
до шеи. Они разговаривали так же, но по новому,не так, как первые дни; они
изобреталидругдлядруга имена,она охотнорассказывалаемуосвоем
детстве,своих мечтахи играх.