На что теперьнадеяться?Развене
все кончено? Они разбиты, остается только лечь и заснуть!
- Ничего! - громко закричал Лубе, хохоча, как мальчишка сЦентрального
рынка. - Ведь мы не на Берлин идем!
"На Берлин! На Берлин!" Морис слышал, какогромнаятолпавыкрикивала
этонабульварахвночьбезумноговосторга,когдаонрешилпойти
добровольцем на войну. И вот дохнула буря, ветер подул вобратнуюсторону;
то была внезапная, страшная перемена ветра; ведь в этой жаркой веревылился
порыв целого народа, но при первом жепоражениинеобычайныйподъемсразу
сменился отчаянием, и оно одержало верх ивихремпонеслосьсредисолдат,
блуждающих, побежденных и разбросанных уже до сражения.
- Проклятая винтовка! Ну и режет же она мне лапы!-воскликнулЛубе,
опять перекинув винтовку на другое плечо. - Вот так дудка для прогулки!
И, намекая на деньги, которые он получилкакзаместительновобранца,
прибавил:
- Да уж, полторы тысячи за такую работу!Ловкоменяоблапошили!..А
богач, за которого меня укокошат, наверно, сидит себе да покуривает трубку у
камина!
- А у меня, - проворчал Шуто, - кончился срок,ямогуже,двинуться
домой... Да, действительно не повезло: попасть в такую гнусную переделку!
Он бешено взмахнул винтовкой.Ивдругизовсехсилбросилееза
изгородь.
- Эх, да ну тебя, окаянная штуковина!
Винтовка дважды перевернулась в воздухе, упала в полеитакосталась
там, длинная, неподвижная, похожая на труп. За нейполетелидругие.Скоро
поле усеяли брошенные винтовки, словно застывшие отпечалинасолнцепеке.
Солдатами овладело какое-то безумие: голод сводил желудки, башмакинатирали
ноги, переход был невыносим, за спиной,чувствоваласьугрозанеожиданного
поражения. Больше не на что надеяться, начальники удирают, продовольственная
часть не кормит. Гнев и досада душили людей, хотелось покончить со всем этим
сейчас же, еще ничего не начав.Такчтож?Заранцемможноброситьи
винтовку. Солдат охватила слепая злоба; онихохотали,каксумасшедшие,и
винтовки летели в сторону, вдоль бесконечного хвостаотставших,рассеянных
по всей равнине.
Прежде чем отделаться от своей винтовки, Лубе красиво завертел ее,как
тамбурмажор свой жезл. Лапуль, увидя, каквоетоварищибросаютвинтовки,
наверное, решил, что так и надо, и последовал их примеру. НоПашблагодаря
религиозному воспитанию еще не потерял чувства долга и отказался сделатьто
же самое; тогда Шуто обругал его и обозвал "поповским сынком".
- Вот ханжа!.. И все потому, что его старуха мать, деревенщина,каждое
воскресенье заставляла его глотать боженьку!..Ступай,ступайвцерковь!
Подло идти против товарищей!
Под огненным небом Морис шел мрачный, молчаливый,опустивголову.Он
двигалсякаквкошмаре,чудовищноусталый,преследуемыйпризраками;
казалось, онидеткпропасти,разверзшейсяпередним;изнемогая,он,
образованный человек, опустился до уровня этих жалких людей.
- Да! - резко сказал он Шуто. - Вы правы!
Морис уже положил винтовку нагрудукамней,каквдругЖан,тщетно
пытавшийся помешать солдатамтакпозорнобросатьоружие,увиделвсеи
ринулся к нему.
- Поднимите винтовку сейчас же, сейчас же! Слышите?!
Волна страшного гнева прилила к лицу Жана. Он, обычно такойспокойный,
миролюбивый, сверкал глазами, властно кричал громовым голосом.Солдатыеще
никогда не видели его таким; они с удивлением остановились
- Сейчас же поднимите свою винтовку, или вы будете иметь дело со мной!
Морис, весь дрожа, выкрикнултолькооднослово,желаяпридатьему
оскорбительный смысл:
- Мужик!
- Да, да, я мужик, а вы барин!.. Потому выисвинья,подлаясвинья,
говорю вам прямо в лицо!
Все засвистали, но капрал продолжал с небывалой силой:
- Если вы образованный, надо это показать... Если мы мужики и скоты, вы
обязаны подавать нам всем пример, раз вы знаете большенашего...Поднимите
винтовку, черт подери! Или я добьюсь того, что вас расстреляют на первойже
стоянке.
Морис подчинился и поднял винтовку. От бешенстваслезызаволоклиему
глаза. Он пошел дальше, шатаясь, как пьяный,рядомстоварищами,которые
теперь насмехались над ним за то, что он уступил.Проклятыйкапрал!Морис
ненавидел его неутолимойненавистью,унегозанылосердцепослеэтого
сурового урока, который в глубине души он считал справедливым. И когдаШуто
проворчал, что таким капралам надо в первый же день сражения всадить пулюв
затылок, у Мориса помутилось вглазах;емуяснопредставилось,кактот
где-нибудь за углом разбивает Жану череп.
Тут внимание солдат привлекло другое. Лубе заметил, что во времяссоры
Паш тоже бросил свою винтовку, но тайком, положив ее на край откоса. Почему?
Пашнепыталсяобъяснить,онтолькопосмеивалсяисподтишка,словно
облизываясь, чуть стыдливо,какпослушныймальчик,которогоукоряютза
первую провинность. Он радостно зашагал, размахиваяруками.Ипозалитой
солнцем длинной дороге, между зрелых хлебов и однообразночередовавшихсяс
ними порослей хмеля,солдатышливседальше;отставшие,безранцеви
винтовок, они были теперь толькотолпойзаблудившихся,плетущихсялюдей,
кучейбродягинищих,иприихприближениивиспуганныхдеревнях
захлопывались двери.
Вдруг новое происшествие окончательно взорвало Мориса.Издалидонесся
глухой грохот: это была резервная артиллерия; она тронулась последней, иее
передние ряды показались из-за поворотадороги;отставшиепехотинцыедва
успели броситься в соседние поля. Артиллерия двигаласьколонной,проходила
великолепной рысью, вобразцовомпорядке;тобылцелыйполкизшести
батарей; полковник ехал впереди, офицеры - каждый на своем месте.