Артиллерия двигаласьколонной,проходила
великолепной рысью, вобразцовомпорядке;тобылцелыйполкизшести
батарей; полковник ехал впереди, офицеры - каждый на своем месте.Орудияс
громом проезжали на равном, строго выдержанном расстоянии одно от другого, и
при каждом - зарядный ящик, лошади и люди. В пятой батарееМориспрекрасно
узнал орудие своего двоюродного братаОноре.Фейерверкергордосиделна
коне, налево от переднего ездового,белокурогокрасавцаАдольфа,который
ехал на сильном рыжем жеребце, прекрасно подобранном к пристяжной,бежавшей
рядом; а среди шестерых канониров, сидевших попарнонапередкахорудийи
зарядных ящиков, ехал в своем ряду наводчик Луи, смуглый,небольшогороста
брюнет, товарищ Адольфа, его "напарник", как говорится, по установившемуся в
артиллерии обычаю соединять конного и пешего. Морис познакомилсяснимив
лагере; теперь они показались ему крупнее, а орудие с четверкойлошадей,в
сопровождении зарядного ящика, который везли шестьлошадей,сверкало,как
солнце; орудие было начищено до блеска, выхолено, любимо всеми - и конями, и
людьми,теснившимисявокругнего,словночестная,трудолюбиваясемья.
ОсобеннобольнобылоМорису,когдакузенОноребросилнаотставших
пехотинцев презрительный взглядивдругизумился,заметивеговтолпе
безоружных солдат. Полк прошел, за нимпотянулисьобозныеповозки,фуры,
походные кузницы. В последнем клубе пыли появились запасные кониинаконец
исчезли за новым поворотом дороги под затихающий топот копыт и грохот колес.
- Черт подери! - объявил Лубе. - Не хитрая штукадержатьсямолодцами,
когда едешь в коляске!
Штаб прибыл в Альткирк, и город оказался свободным. Пруссаковпокане
было. Но, все еще опасаясь, чтоонигонятсязанимпопятам,чтоони
появятся с минуты на минуту, генерал Дуэ приказал идти дальше, к Данмари,и
передовая часть колонны пришла туда только в пять часов вечера. Было восемь,
уже темнело, анаполовинупоредевшие,перемешанныеполкитольконачали
располагаться бивуаком. Изнеможенные люди падали от усталости и голода. Чуть
не до десяти часов приходили, разыскивали и не находили своих рототдельные
солдаты и маленькие кучки их, вся эта жалкая бесконечная вереница хромающих,
взбунтовавшихся людей, рассыпанных по дорогам.
Найдя свой полк, Жан немедленно принялся искать лейтенанта Роша,чтобы
доложитьослучившемся.ЛейтенантикапитанБодуэнобсуждалиделас
полковником; всетроестоялиудвереймаленькойхарчевни,озабоченные
перекличкой, стараясь узнать, где находятся их солдаты. Как только Жанстал
докладывать лейтенанту, полковник подозвал его изаставилрассказатьвсе.
Глаза старика казались еще черней по сравнению с его сединой и белыми усами.
Он выслушал, и его длинное желтое лицо исказилось болью.
- Господин полковник! - воскликнул капитан Бодузн, недожидаясь,пока
выскажется начальник. - Надо расстрелять с десяток этих бандитов!
Лейтенант Роша одобрительнокивнул.
Нополковникбеспомощномахнул
рукой.
- Их слишком много... Что вы хотите? Их человек семьсот.Когоизних
схватить?.. Да если хотите знать, генералэтогоинежелает.Онкним
относится по-отечески и говорит, что в Африке ни разу не наказалниодного
солдата... Нет, нет, я ничего не могу сделать. Это ужасно!
Капитан позволил себе повторить:
- Это ужасно!.. Конец всему!
Жан собрался уйти, но вдруг услышал, как полковой врач Бурош,которого
оннезаметил,глухопроворчалнапорогехарчевни:"Нетбольшени
дисциплины, ни наказаний, армиикаюк!Непройдетнедели,иначальников
погонят к черту пинками в зад; а если нескольким молодцам немедленно пробить
башку, другие, может быть, образумятся".
Никто не был наказан. Офицерам изарьергарда,сопровождавшимобозные
повозки, пришла счастливая мысль: они предусмотрительно велели собрать ранцы
и винтовки по обеим сторонам дороги.Нехваталотольконесколькихштук;
солдат опять вооружили на рассвете, словно украдкой, чтобы замять дело. Было
приказано сняться с лагеря в пять часов; но уже в четыре солдат разбудилии
начали поспешно отступать к Бельфору, в уверенности, что пруссакинаходятся
вдвух-трехмилях.Опятьпришлосьдовольствоватьсясухарями;солдаты
чувствовалисебяразбитымипослекороткойлихорадочнойночи,не
подкрепившись ничем горячим. И снова в это утро хорошее выполнениеперехода
было испорчено поспешной отправкой.
Этот день - день безмерной печали -прошелещехуже.Обликприроды
изменился;войскаочутилисьвгористойместности;дорогишливверх,
спускались по склонам, черневшим елями, аузкиедолинывзаросляхдрока
цвели золотом. Но среди сияющей природы, под августовским солнцем, скаждым
часом все безумней веяло паническим страхом. Депеша известила мэров деревень
о необходимости предупредить жителей,чтолучшеприпрятатьсамыеценные
вещи, - и ужас достиг предела. Значит, враг уже близко? Успеешь ли бежать? И
всем чудился все растущий грохот нашествия, глухой напор реки,вышедшейиз
берегов, и в каждой новой деревне он вызывал новые страхи, жалобы, вопли.
Морис шел, как лунатик; его ноги были окровавлены, плечи ныли отранца
и винтовки. Он больше ни о чем не думал,ондвигалсявовластикошмара,
после всего, что видел; он уже не сознавал, что перед ним изанимшагают
товарищи, он чувствовал только, чтослеваплететсяЖан,изнемогающийот
такой же усталости имуки,какионсам.Деревни,черезкоторыеони
проходили, были такими жалкими, что сердце сжималосьотболи.Кактолько
появлялись отступающие войска - истомленные, плетущиеся вразброд солдаты,-
жители приходили в волнение, торопились бежать. А ведь две недели тому назад
те же самые жители были так спокойны, ведь Эльзасждалвойныулыбаясь,в
полной уверенности, что французы будут сражаться на немецкой земле! Новраг
вторгся во Францию, и на их земле, вокруг их домов, на их поляхразразилась
буря, подобная тем страшным ураганам с градом и громом, которые водинчас
уничтожают целую область! У дверей,вбезумнойсуматохе,людинагружали
повозки, громоздили мебель, рискуя все разбить.