НаконецМосква!Битва,где
яркое солнце Аустерлица засияло в последний раз, - страшнаясхваткалюдей,
столкновение огромных полчищ,упрямаяхрабрость,холмы,захваченныепод
беспрерывным огнем, редуты, взятые приступомспомощьюхолодногооружия,
постоянные наступления в борьбе закаждуюпядьземлиитакаянеистовая
отвага русской гвардии, что для победы понадобились яростныеатакиМюрата,
гром трехсот пушек, стреляющих одновременно, и доблесть Нея,торжествующего
героя этого дня. И в каждом сражении знамена развевались в вечернемвоздухе
все с тем же трепетом славы, все те же возгласы: "Да здравствуетНаполеон!"
- раздавались в час, когда огни бивуаков вспыхивали на завоеванных позициях,
и французы были повсюдуусебядома,какзавоеватели,пронесшиесвоих
непобедимых орлов с одногоконцаЕвропыдодругого,идостаточнобыло
перешагнуть чужой рубеж, чтобы повергнуть во прах покоренные народы!..
Морис доедал отбивнуюкотлету,опьяненныйнестолькобелымвином,
сверкавшим в его стакане, сколько этой великой славой, певшейгимнывего
памяти, как вдруг его взгляд упал наоборванныхсолдат,покрытыхгрязью,
похожих на разбойников, уставших рыскать по дорогам; Морис слышал,какони
спросили у служанки, где именно стоят полки, расположившиесялагеремвдоль
канала.
Морис подозвал их:
- Эй, товарищи, сюда!.. Да ведь вы из седьмого корпуса?
- Конечно. Из первой дивизии!.. Черт подери! Намданебытьоттуда!
Ведь я сражалсяподФрешвиллером,тамделобыложаркое,могузаэто
поручиться...Аэтоттоварищ,онизпервогокорпуса;онбылпод
Виссенбургом; тоже скверное место!
Они рассказали, какихпонесловобщемпотокебегства,какони,
полумертвые от усталости,осталисьнаднеоврага,былидажераненыи
потащились в хвосте армии, и вынуждены останавливаться в городах, страдая от
приступов изнурительной лихорадки, и так отстали, что только теперь,слегка
оправившись, пришли сюда, чтобы найти свою часть.
У Мориса сжалось сердце: готовясь приступить кшвейцарскомусыру,он
заметил, как они жадно взглянули на его тарелку.
- Мадмуазель! - позвалонслужанку.-Ещесыра,хлебаивина!..
Товарищи, вы тоже закусите, правда? Я угощаю. За ваше здоровье!
Они радостно сели за стол. Мориспохолодел,глядянаних:тобыли
жалкие,опустившиесябезоружныесолдатывкрасныхштанахишинелях,
подвязанныхбечевками,залатанныхтакимипестрымилоскутьями,чтоэти
военные стали похожи на грабителей, на цыган, которые вконец износили рвань,
добытую на каком-нибудь поле сражения.
- Да, черт подери! Да, - заговорил высокий солдат, набив ротсыром,-
там было невесело!.. Надо было это видеть. Ну-ка, Кутар, расскажи!
И низенький солдат, размахивая куском хлеба, принялся рассказывать:
- Ястиралрубаху,другиеребятаварилисуп.
Мориспохолодел,глядянаних:тобыли
жалкие,опустившиесябезоружныесолдатывкрасныхштанахишинелях,
подвязанныхбечевками,залатанныхтакимипестрымилоскутьями,чтоэти
военные стали похожи на грабителей, на цыган, которые вконец износили рвань,
добытую на каком-нибудь поле сражения.
- Да, черт подери! Да, - заговорил высокий солдат, набив ротсыром,-
там было невесело!.. Надо было это видеть. Ну-ка, Кутар, расскажи!
И низенький солдат, размахивая куском хлеба, принялся рассказывать:
- Ястиралрубаху,другиеребятаварилисуп...Представьтесебе
отвратительнуюдыру,настоящуюворонку,акругомлеса;оттудаэти
свиньи-пруссаки и подползли так, что мы их даже не заметили... И вот, в семь
часов, в наши котлы посыпались снаряды. Будь они прокляты! Мынезаставили
себя ждать, схватили винтовочки и до одиннадцати часов - истинная правда!-
думали, что здорово всыпали пруссакам... Надо вам сказать,наснебылои
пяти тысяч, а эти сволочи все подходили да подходили. Я залег набугре,за
кустом, и видел, как они вылезают спереди, справа,слева-ну,настоящий
муравейник, куча черных муравьев, вот кажется, больше их нет, аониползут
еще и еще. Об этом нельзя говорить, но мы все решили, что наши начальники-
форменные олухи, раз онизагналинасвтакоеосиноегнездо,вдалиот
товарищей, дают нас перебить и не выручают... А наш генерал - бедняга Дуэ-
не дурак и не трусишка, да на беду в него угодила пуля, и он бухнулсявверх
тормашками. Больше никого и нет, хоть шаром покати! Ну,даладно,мыеще
держались. Но пруссаков слишком много, надо все-такиудирать.Сражаемсяв
уголку, обороняем вокзал; и такой грохот, что можно оглохнуть... Атам,не
знаю, ужкак,город,наверно,взяли;мыочутилисьнагоре,кажется,
по-ихнему, Гейсберг, и укрепились в каком-то замке да столько перебилиэтих
свиней!.. Они взлетали на воздух; любо-дорого было глядеть, как они падают и
утыкаются рылом в землю... Что тут поделаешь? Приходили все новые дановые,
десять человек на одного, и пушек видимо-невидимо! Втакихделахсмелость
годится только на то, чтобы тебя убили. Словом, заварилась такаякаша,что
пришлось убраться... Ивсе-такиопростоволосилисьнашиофицеры!Вотуж
простофили, так простофили, правда, Пико?
Все помолчали. Пико, высокий солдат, выпил залпом стаканбелоговина,
вытер рот рукой и ответил:
- Конечно... То же самоебылоподФрешвиллером:надобытькруглым
дураком, чтобы сражаться в таких условиях. Таксказалнашкапитан,аон
сметливый... Наверно толком ничего не знали. На нас навалиласьцелаяармия
этих скотов, а у нас не было и сорока тысяч... Мы не ожидали, что в тот день
придется сражаться; сражение завязалось мало-помалу; говорят, начальникине
хотели... Словом, я, конечно, видел не все. Но я хорошознаютолькоодно:
вся эта музыка началась сызнова и продолжалась с утра довечера,и,когда
решили, что она кончилась,оказалось:какойтамконец!Опятьподнялась
кутерьма, да еще какая!.