Сколько бы ниспорилиобэтомвбудущем,поражениевсе-таки
неотвратимо, как закон сил, которые правят миром.
Вдруг задумчивый, блуждающий взор Мориса упал на высокую желтуюстену,
и Морис опять прочел начертанные углем слова: "Да здравствуетНаполеон!"И
тут жепочувствовалнестерпимуюболь,жгучийукол,пронзившийсердце.
Неужели эта правда? Неужели Франция, которая одержала баснословные победыи
прошла с барабаннымбоемчерезвсюЕвропу,спервогоударапобеждена
маленьким,презреннымнародцем?Закакие-нибудьпятьдесятлетмир
преобразился:вечныепобедителипотерпелистрашноепоражение.ИМорис
вспомнил все, что говорил ему зять, Вейс, в тревожную ночь под Мюльгаузеном.
Да, только он один предвидел это,угадывалскрытые,медленнодействующие
причины нашего упадка, чувствовал новый ветер молодости и силы, который веет
из Германии. Значит, кончается одна воинственная эпоха и начинаетсядругая?
Горе народу, который останавливается в своем движении! Победа затеми,кто
оказался впереди, за теми, кто искусней, здоровей, сильней!
В эту минуту послышался смех, крики, как будто кто-то насильноцеловал
девушку, а онапритворносопротивлялась.ЭтолейтенантРошавстарой,
закопченнойкухне,украшеннойлубочнымикартинками,обнималкрасивую
служанку, как полагается солдату-завоевателю. Он вошел в беседку,кудаему
принесли кофе; услышав последние слова Кутара и Пико, он весело сказал:
- Чего там, ребята,всеэтоглупости!Этотольконачало!Выеще
увидите, как мы им здорово отплатим!.. Чертвозьми!Досихпорихбыло
пятеро против одного.Нотеперьделоповернетсяпо-другому,ужбудьте
благонадежны!.. Нас здесь триста тысяч. Все наши непонятные передвижениямы
производим для того, чтобы заманить сюда пруссаков, а Базен за ними следит и
ударит им в тыл... Тогда мы их прихлопнем - хлоп! - как эту муху.
Звонким ударом он на лету раздавил между ладонями муху,засмеялсяеще
громче, еще веселей и всемсвоимпростодушнымсуществомповерилвэтот
легкий план так же, как верилвнепобедимуюсилуотваги.Онприветливо
указал обоим солдатам точное местонахождение ихполка,потом,счастливый,
закурил сигару и сел за чашку кофе.
-Этоя,товарищи,долженвасблагодаритьзадоставленноемне
удовольствие! - ответил Морис на прощание КутаруиПико,которые,уходя,
поблагодарили его за сыр и вино.
Он тоже заказал чашку кофе и смотрел на лейтенантаРрша,ободрившись,
но все-таки удивился, что лейтенант назвал цифрувтристатысяччеловек,
когда на самом деле их было не больше ста тысяч, и собирается так легко раз-
давить пруссаков между Шалонской армией и армией,стоящейподМетцем.Но
Морис тоже нуждался в призрачной надежде!Почемужененадеяться,когда
славное прошлое все еще оглушительно гремит в памяти? Старый кабачок казался
таким веселым, беседка была увита золотящимся на солнцесветлымвиноградом
Франции! Морис снованамгновениеуспокоился,вопрекиглухой,глубокой
печали, мало-помалу нараставшей в нем.
Вдруг он заметил офицера из африканских стрелковыхполков,которыйв
сопровождении ординарца проехал рысьюверхомнаконеиисчеззауглом
молчаливого дома, где жил император. Скоро ординарец вернулся уже один, ведя
на поводу коней, иостановилсяувходавкабачок;Мориссудивлением
воскликнул:
- Проспер!.. А я-то думал, что вы в Метце!
Проспер, жительРемильи,былпростымбатраком;Морисзналегос
детства, когда приезжал на каникулы к дяде Фушару. Проспер вытянул жребийи
уже три года служил в Африке, как вдруг разразилась война.
На нем была светло-голубая куртка, широкиекрасныештанысголубыми
лампасами и красный шерстяной кушак; длиннолицый, сухощавый, гибкий, сильный
и необыкновенно ловкий, он дышал здоровьем.
- Вот так встреча!.. Господин Морис!
Но Проспер не торопился подойти, отвел взмыленныхлошадейвконюшню,
окидывая особенно отеческим взором свою лошадь. Он полюбил лошадей, наверно,
еще в детстве, когда водил их на пахоту; поэтому и поступил в кавалерию.
- Мы приехали из Монтуа, - сказал он, вернувшись, - больше десятимиль
в один перегон; теперь Зефир охотно поест.
Зефиром звали его коня. Проспер отказался закусить и согласилсятолько
выпить кофе. Он дожидался своего начальника, а тотждалимператора...Это
могло продолжаться пять минут, а может быть, и двачаса.Вотначальники
приказал ему поставить коней куда-нибудь в тень. Морис стал любопытствовать,
пытался узнать, в чем дело, но Проспер неопределенно развел руками:
- Не знаю... Наверно, поручение... Передать бумаги.
Роша с умилением смотрел на стрелка, который вызывал в нем воспоминания
об Африке.
- Эй, голубчик, где вы там были?
- В Медеа, господин лейтенант!
Медеа! Они разговорились, сблизившись,вопрекинеравенствувчинах.
Проспер привык к африканской жизни, к постоянным тревогам, - неслезаешьс
коня, идешь в бой, как на охоту, готовишь крупную облаву на арабов. Взводв
шесть человек пользовался одним котелком; и каждый взводбылсемьей:один
варил пищу, другой стиралбелье,третийустанавливалпалатку,четвертый
ухаживал за лошадьми, пятый чистил оружие. Утром и днем скакали, нагруженные
огромной поклажей, под палящим солнцем, а вечером, чтоботогнатьмоскитов,
разводили большой костер и вокругнегопелифранцузскиепесни.Частов
светлую ночь, усеянную звездами,приходилосьвставатьиусмирятьконей:
подхлестываемые теплым ветром, они вдруг принимались кусать друг другаис
неистовым ржанием рвали путы. А кофе, чудесный кофе! Зерна давили прикладами
на дне котелка и процеживали сквозь широкий красный кушак -тобылоособо
важным делом! Но бывали и черные дни, вдали от населенных пунктов, на виду у
неприятеля. Тогда уж ни огня, ни песен, ни выпивок! Иногда жестокострадали
от бессонныхночей,отжажды,отголода.Ивсе-такионилюбилиэто
существование, полное неожиданностей и приключений, эти вечныестычки,где
можно блеснуть собственной храбростью, занимательные, как завоеваниедикого
острова, эту войну, оживляемую набегами - крупным воровством и мародерством,
мелкимикражамихапунов,невероятныепроделкикоторыхсмешилидаже
генералов.