."
Как? Нельзя терять ни одного часа, а проходятднизаднями!Чегождать!
Чтобы на нас навалилась вся Германия?!
Он говорил тихо и скорбно, точно повторяя самомусебето,чтодолго
обдумывал:
- Эх! Германия! Мне она хорошо знакома; ведь хужевсегото,чтовы,
французы, знаете ее так жеплохо,словнокакой-нибудьКитай...Помните,
Морис, моего двоюродного брата, Гюнтера - того, что прошлой веснойприезжал
ко мне в Седан? Он мне двоюродный братсматеринскойстороны:егомать,
сестра моей матери, вышла замуж в Берлине; так вот,онвесь-ихний,он
ненавидит Францию. Онтеперьпризваннавоеннуюслужбу,он-капитан
прусской гвардии... Помню, когда я провожал его на вокзал, он резкосказал:
"Если Франция объявит нам войну, мы ее разобьем!"
Вдруг лейтенант Роша, которыйдосихпорсдерживался,вбешенстве
Просился к ним. Это был худощавыйверзила,летпятидесяти,судлиненным
лицом и впалым щеками, загорелый,задымленный.Огромныйноссгорбинкой
нависая над широким ртом, выражавшим вспыльчивость и доброту; жесткиеседые
усы торчали и щетинились. Громовым голосом он заорал:
- Вы что здесь околачиваетесь и разлагаете наших солдат?
Жан не вмешивался в ссору, но считал, что лейтенант в сущностиправ...
Сам уже удивляясь потеревремениибеспорядку,онвсе-такиникогдане
сомневался, что пруссакам здорово всыплют. Дело верное: ведьвойскапришли
сюда только ради этого.
- Да что вы, лейтенант! - всмущенииответилВейс.-Яникогоне
собираюсь разлагать... Наоборот, я бы хотел, чтобы все видели то,чтовижу
я; ведь лучше знать, тогда можно все предвидетьипреодолеть...Таквот,
Германия...
Онговорилсдержанно,каквсегда,ирассудительноизложилсвои
опасения. После Садовой {Здесь произошло решающеесражениеавстро-прусской
войны 1866 года, закончившееся поражениемавстрийцев.}Пруссияусилилась,
национальное движение поставило ее во главедругихгерманскихгосударств;
это - молодая возникающая обширная империя, охваченная неудержимым порывом к
объединению; система всеобщей воинской повинности превращаетвсюнацию,в
обученную,дисциплинированную,армию,снабженнуюмощнымснаряжением,
закаленную в большой войне, еще овеянную,славоймолниеноснойпобедынад
Австрией; эха армия знает, чего она хочет, еюкомандуютначальники,полти
сплошь молодые, она подчиняетсяглавнокомандующему,который,по-видимому,
собираетсяобновитьвоенноеискусствоиотличаетсянеобычайной
осторожностью, дальновидностью, и исключительной ясностью мысли. И радом,с
Германией он попытался показать, Францию, Французская империя обветшала;ее
еще приветствовали а дни плебисцита, но, она ужепрогнила,дооснования,,
ослабила чувство любвикродине,уничтоживсвободуиставлиберальной
слишком поздно: на свою же погибель;онавот-вотрухнет,кактольконе
сможетбольшеудовлетворятьжаждунаслаждений,которуюсама,вызвала;
правда, армияееславитсязамечательнойприроднойхрабростью,увенчана
лаврамипобедвКрымуивИталии,норазвращенавозможностьюдля
военнообязанных ставить взамен себя наемников,прозябаетврутиневремен
африканской войны, слишком уверена в победе и поэтому непытаетсяовладеть
новой техникой; наконец, генералы ее большей частью посредственны,снедаемы
завистью друг к другу, а некоторые потрясающе невежественны, во главе жеих
-император,больной,нерешительный,егообманывают,ионсамсебя
обманывает, в этой страшной авантюре, в которую все бросились, закрыв глаза,
без настоящей подготовки, в ужасе, в смятении, словно стадо,котороеведут
на убой.
Роша слушал, разинув рот, выпучив глаза. Его огромный нос сморщился. И,
вдруг Роша расхохотался, расхохотался раскатистым, - смехом, от которого его
рот растянулся до ушей.
- Да что вы тут городите? Что за глупости!..Даэтонелепо,слишком
даже глупо, не стоит ломать себе голову, чтобэтопонять...Рассказывайте
такие басни новобранцам, но не мне: я служу уже двадцать семь дет!
Он ударил себя в грудь кулаком. Сын каменщика, выходца из Лимузена,он
родился вПарижеи,презираяремеслоотца,поступилвосемнадцатилет
добровольцем в армию. Выслужившись из солдат, он тянул лямку-капраломв
Африке, сержантом под Севастополем, лейтенантом после битвы под Сольферино -
и ухлопал пятнадцать лет, полных невзгодигероическихподвигов,нато,
чтобы добиться этого чина: онбылнастольконеобразован,чтонемоги
надеяться на производство в капитаны.
- Вот вы все знаете, а этого не знаете... Да, под Мазаграком - мне было
только девятнадцать лет -нассобралосьстодвадцатьтричеловека,не
больше, и мы четыре дня держались против двенадцати тысяч арабов... Да,да,
годы и годы я провел там, в Африке - в Маскаре, в Бискре, вДели,потомв
Великой Кабилии, потом в Лагхуате! Были бы вы тамснами,выбывидели:
стоило нам появиться, и все эти поганые арабы убегали, словно зайцы... А под
Севастополем, - черт подери! - нельзя сказать, чтобы там было приятно.Бури
такие, что все сметали на своем пути, холод собачий, вечные тревоги;иэти
дикари в конце концов все взорвали. Ну, а мы взорвали их самих! Да, да,еще
как, с музыкой, поджарили на большой сковороде!..АподСольферино...Вы
ведь там не были, так что жвыговорите?Да,подСольфериноделобыло
жаркое, хотя лил такой дождь, какого вы, наверно,никогданевидали!Под
Сольферино мы задали австрийцам здоровую трепку; надо быловидеть,какот
наших штыков они удирали во все лопатки, сбивали другдругасног,чтобы
бежать еще быстрее, словно у них зад горел!
Его распиралоотрадости;всестаринноевесельефранцузскихвояк
звенело в его торжествующем смехе.Сложиласьлегенда:французскийсолдат
разгуливает по всему свету, деля досуги между своей милой и бутылкой доброго
вина; он завоевал всю землю, напевая веселые песенки.Одинкапрал,четыре
солдата - и целые армии врагов разбиты в пух и прах!
Вдруг он воскликнул громовым голосом:
- Как? Победить Францию?Францию?..Чтобыэтипрусскиесвиньинас
разбили?
Он подошел, с силой схватил Вейса за бортсюртука.Всеегодлинное,
худощавое тело странствующего рыцарявыражалополноепрезрениеклюбому
врагу, кто бы он ни был, полное пренебрежение ко времени и пространству.
- Зарубите себе на носу, сударь!.. Еслипруссакиосмелятсяприйтик
нам, мы их погоним обратно пинками взад...Слышите?Пинкамивзад,до
самого Берлина!..
И Роша величественновыпрямился;онбылисполнендетскойчистоты,
простодушной уверенности блаженного, который ничего незнаетиничегоне
боится.