И хотяизвестиео
поражении под Фрешвиллером ужесутраобошловсех,этичетыресолдата
шутили, занимаясь привычным делом равнодушно, как машины.
Внезапно раздались удивленные, насмешливые восклицания.КапралЖанв
сопровождении Мориса возвращался после раздачи с дровами. Наконец-то роздали
топливо,котороесолдатынапраснождалинакануне,чтобысваритьсуп!
Опоздали всего только на двенадцать часов!
- Молодцы интенданты! - крикнул Шуто.
- Нужды нет, теперь дело в шляпе! - сказал Лубе. - Ну и сварю же явам
замечательный суп!
Обычно он охотно занимался стряпней, и ему за это былиблагодарны:он
прекрасно стряпал. Для Лапуля он придумывал необычайные поручения.
- Сходи за шампанским! Сходи за трюфелями!..
И в это утроемупришлавголовузабавнаямысль,какпарижскому
уличному мальчишке, который насмехается над дурачком.
- Скорей! Скорей! Дай мне цыпленка!
- А где цыпленок?
- Да вот, на земле... Я же тебе посулилцыпленка;капралегосейчас
принес!
Он показал на большой белый камень, лежавший подногами.Ошеломленный
Лапуль в конце концов поднял его и стал вертеть в руках.
- Разрази тебя гром! Да вымой цыпленка!.. Еще! Вымой емулапки,вымой
шею!.. Хорошенько! Бездельник!
И, здорово живешь, забавы ради, радуясь и смеясь при мысли о супе, Лубе
швырнул камень вместе с мясом в котел, полный воды.
- Вот это придаст вкус бульону! А-а! Ты и не знал? Значит, ты ничего не
знаешь. Эх ты, растяпа!.. Ну ладно, получишь гузку, увидишь, какая она будет
мягкая!
Солдаты покатывались со смеху,глядянаЛапуля,которыйповерили
заранее облизывался. Экая бестия Лубе, уж с ним не соскучишься! Икогдана
солнце затрещал огонь,когдаводавкотелкезапела,все,благоговейно
окружив его, расцвели, глядя, как приплясывает кусок мяса, и вдыхая приятный
запах, который овевал их. Они уже накануне были голодны, как собаки; мысль о
еде была сильней всего. Их поколотили, но это немешаетнабитьбрюхо.По
всему лагерю горели огни походных кухонь, кипела вода вкотелкахицарила
ненасытная певучая радость под светлый звон колоколов, который доносился еще
и еще из всех приходов Мюльгаузена.
Новдругкдевятичасамвсезасуетились,офицерызашныряли;по
приказанию капитана Бодуэна лейтенант Роша прошел мимо палаток своей ротыи
крикнул:
- Ну, складывайте все, убирайте, выступаем!
- А суп?
- Суп в другой раз. Выступаем сейчас же!
Рожок Года властно зазвенел. Все были ошеломлены; нарастал глухой гнев.
Как? Выступать натощак?Неподождатьичаса,покапоспеетсуп?Взвод
все-таки решил поесть бульону; но это была только теплая вода, а мясо еще не
уварилось и было жесткое, как подошва, Шуто сердито заворчал. Жанупришлось
вмешаться, чтобы поторопить солдат. А зачем так спешить, бежать,будоражить
людей, не давать им времени подкрепиться? Морис слышал, чтоидутнавстречу
пруссакам, чтоб отплатить им, но только недоверчиво пожал плечами.
Жанупришлось
вмешаться, чтобы поторопить солдат. А зачем так спешить, бежать,будоражить
людей, не давать им времени подкрепиться? Морис слышал, чтоидутнавстречу
пруссакам, чтоб отплатить им, но только недоверчиво пожал плечами. Не прошло
и четверти часа, как лагерьснялся,палаткибылисвернуты,привязанык
ранцам,пирамидыружейразобраны,инаголойземлеосталисьтолько
потухающие огни костров.
Важные причины побудили генерала Дуэ к немедленному отступлению. Депеша
шельштадтского префекта, посланная уже три днятомуназад,подтвердилась:
телеграфировали, что спять видели огни пруссаков, угрожающихМаркольсгейму;
другая телеграмма извещала, что неприятельскийкорпуспереходитРейнпод
Гунингом. Выяснились разные подробности, якобы точные: замечены кавалерияи
артиллерия, движутсявойска,направляясьотовсюдукместусборе.Если
задержаться хоть на час, путь котступлениюнаБельфорбудетбезусловно
отрезан. После пораженияподВиссенбургомиФрешвиллеромгенералуДуэ,
отрезанному, затерянному в авангарде, оставалось только поспешноотступать,
тем более что утренние известия были еще хуже ночных.
Впереди рысью отправились штабные офицеры, пришпоривая коней из боязни,
что пруссаки опередят их и окажутся уже в Альткирке. ГенералБурген-Дефейль
предвидел трудный переход и, проклиная суматоху, предусмотрительнодвинулся
черезМюльгаузен,чтобысытнопозавтракать.Видяотъездофицеров,
мюльгаузенцы пришли в отчаяние; при известии об отступлении жителивыходили
на улицу, горевали о внезапном уходе войск, которые они такмолилиприйти:
значит,ихбросаютнапроизволсудьбы?Неужелинесчетныебогатства,
сваленные на вокзале, будут оставлены врагу? Неужели самый их город должен к
вечеру стать завоеванным городом? А за городом жители деревень иуединенных
домишек тоже стояли на пороге, удивленные, испуганные. Как?Полки,которые
прошли здесь еще накануне, отправляясь в бой, теперь отступают, бегут,даже
не дав сражения?! Начальники былимрачны,пришпориваликоней,нежелали
отвечать на вопросы, как будто за ними по пятам гналосьнесчастье.Значит,
пруссаки на самом деле разбили французскую армию и со всех стороннаводняют
Францию, какразлившаясярека?Ижителям,охваченнымвсевозрастающей
паникой, уже слышался в тишине далекий гул нашествия, грохочущегоскаждой
минутой все сильней, и на тележки уже сваливали мебель, домапустели,люди
вереницами бежали по дорогам, где галопом мчался ужас.
В неразберихе отступления 106-й полк, двигавшийся вдоль канала отРоны
до Рейна, должен был остановиться у моста,напервомкилометреперехода.
Согласно приказам, никуда не годным и к томужеплоховыполненным,здесь
собралась вся 2-я дивизия, а мост, только-тольковпятьметров,былтак
узок, что переправа затянулась до бесконечности.
Прошло два часа, а 106-й полквсеещеждал,неподвижностояперед
беспрерывным потоком, который катился мимо.