.. Все эти огни погасли для меня раньше,нежели
я научился произносить их названия.
- Так зажгите их снова, - сказал мистер Миглз.
- А! Легко сказать! Мои родители,мистерМиглз,былиоченьсуровые
люди. Отец и мать, чьим единственным сыном я был, привыкливсевзвешивать,
измерять и оценивать на деньги; и то, что нельзя было взвесить,измеритьи
оценить, для них попросту не существовало.Такихлюдейпринятоименовать
благочестивыми, но мрачная религия, ими исповедуемая, сводится, всущности,
к угрюмой сделке с небом: они приносят в жертву вкусы и склонности, которыми
никогда не обладали, и рассчитываютполучитьвзаменгарантиюсохранности
своих земных благ. Строгие лица, железные правила, наказания в этоммиреи
угроза возмездия в будущем, ничего светлого,радостноговокругищемящая
пустота внутри - вот мое детство, если можно злоупотребить этимсловомдля
обозначения столь унылого начала жизни.
- Неужто в самом деле? - отозвался мистер Миглз, чье воображение весьма
тягостно поразила развернутая перед ним картина.-Началонеутешительное,
что и говорить. Но полно обэтом.Будьтечеловекомпрактическим,мистер
Кленнэм, и постарайтесь воспользоваться всем темхорошим,чтоещеувас
впереди.
-Еслибыте,когопринятоименоватьлюдьмипрактическими,
соответствовали вашему представлению о них...
- А они и соответствуют, - сказал мистер Миглз.
- Вы в этом уверены?
- А разве можетбытьиначе?-возразилмистерМиглзвнекотором
раздумье. - Люди практические - это люди практические, и мы смиссисМиглз
именно таковы.
- В таком случае, - сказал Кленнэм с обычной своей печальной улыбкой, -
мое будущее обещает сложиться легче и приятнее, чем ямогбыожидать.Но
кончим этот разговор. Вон и катер подходит.
Катер был битком набит теми самыми треуголками *,ккоторым,всилу
национального предубеждения,стольнеприязненноотносилсямистерМиглз.
Обладатели голов, на которых сидели упомянутые треуголки, сошли набереги
по крутым ступенямподнялиськбараку,гдеужетолпилисьистомившиеся
ожиданием пленники.Началосьхлопотливоевыправлениебумаг,выкликались
имена, скрипели перья, стучалипечати,шелестелимарки,лилисьчернила,
шуршал песок, и в качестве плода всей этойдеятельностиявлялосьнасвет
нечто размазанное, шероховатое и неудобочитаемое. В конце концовположенные
формальности были исполненыипутешественниковотпустилинавсечетыре
стороны.
В своем наслаждении вновь обретенной свободой они не обращаливнимания
на сверкающий зной. Разноцветные шлюпки помчали их по водам гавани, и вскоре
они вновьсобралисьвсевместевбольшомотеле,гдезакрытыежалюзи
преграждали доступ солнцу, а каменные плиты, которымибыливымощеныполы,
высокие потолочные своды и длинные гулкие коридоры умеряли нестерпимую жару.
В конце концовположенные
формальности были исполненыипутешественниковотпустилинавсечетыре
стороны.
В своем наслаждении вновь обретенной свободой они не обращаливнимания
на сверкающий зной. Разноцветные шлюпки помчали их по водам гавани, и вскоре
они вновьсобралисьвсевместевбольшомотеле,гдезакрытыежалюзи
преграждали доступ солнцу, а каменные плиты, которымибыливымощеныполы,
высокие потолочные своды и длинные гулкие коридоры умеряли нестерпимую жару.
Там в парадной зале накрыт был парадный стол, поражавшийглазизобилиеми
великолепием; и всеневзгодыкарантинапоказалисьвскоростидалекимии
ничтожными среди изысканных закусок, прохладных напитков, заморских фруктов,
цветов из Генуи,снегасгорныхвершинирадужныхпереливовсветав
зеркалах.
- Я, кажется, уже без всякой злобы вспоминаю эти унылые стены, - заявил
мистер Миглз. - Когда уезжаешь, всегда начинаешь относиться снисходительно к
местам, которые ты покинул. Подозреваю, что даже арестант, освободившисьиз
заключения, перестает ненавидеть тюремную камеру.
За столом сидело человек тридцать и всеоживленнобеседовали,причем
естественно, что разговор шел попреимуществумеждуближайшимисоседями.
Супруги Миглз и их дочь, сидевшая между ними, занимали крайние места по одну
сторону стола; их визави были мистер Кленнэм, высокий французсбородойи
волосамицветавороновакрыла,вчьемобликебылонечтомрачноеи
устрашающее, даже демоническое (впрочем, на поверку оноказалсякротчайшим
из людей), икрасиваямолодаядама,англичанка,отнадменноговзгляда
которой, казалось, ничто не могло укрыться; она путешествовала в одиночестве
и то ли намеренно сторонилась другихпассажиров,толидругиепассажиры
сторонились ее - никто не мог бы сказатьсуверенностью,кромеразвеее
самой.Прочееобществоявлялособойобычнуювтакихслучаяхсмесь.
Путешествующие по деловым надобностямипутешествующиедляудовольствия;
военныеизИндии,едущиевотпуск;негоциантыизГрециииТурции;
англиканскийсвященникводежде,похожейнасмирительнуюрубашку,
совершающий свадебное путешествиесмолодойженой;семействоанглийских
патрициев,состоящееизвеличественныхпапенькисмаменькойитрех
недозрелых дочек, которые ведут путевой дневник на пагубу ближним; ещеодна
английская мамаша, старая и тугоухая, но неутомимая путешественница,апри
ней вполне, даже чересчур зрелая дочка, прилежно срисовывающая в свой альбом
пейзажи всех пятичастейсветавнадеждекогда-нибудьдорисоватьсядо
замужества.
Замкнутая англичанка подхватила последнее замечание мистера Миглза.
- Так, по-вашему, для арестанта возможно забыть свою тюрьму? - спросила
она веско и с расстановкой.
- Это лишь мое предположение, мисс Уэйд.