Мне незачем говорить вамобэтом
подробнее, матушка. Вам и без меня все известно.
- Да, я понимаю тебя, - отозвалась она несколько мягче.
- Даже этот старый дом, где мы с вами сидим сейчас, - продолжал ее сын,
- может служить примером, подтверждающим мои слова. Когда-то, при моем отце,
и еще раньше, при его дяде, это было место, гдеделалисьдела-центри
средоточие деятельности фирмы. Но теперь он стоит в этом кварталеустарелым
и бесполезным пережитком, его существование уже никому не нужно иничемне
оправдано. Все наши торговые операции давным-давно ведутся черезпосредство
комиссионнойконторыРовингемов;правда,вы,вкачествеуправляющей
состояниеммоегоотца,постояннодержитеихподсвоимбдительными
неутомимым надзором, но разве вынемоглибыточнотакжеплодотворно
служить нашим деловым интересам, живя в другом месте?
- Так, значит, Артур, - произнесла она, оставляя его прямой вопросбез
ответа, - значит, по-твоему, этот дом стоит здесь без пользы, если он служит
пристанищем твоей недужной и страждущей - недужной в воздаяниезагрехии
страждущей по заслугам - матери?
- Я имел в виду лишь деловую пользу.
- Но к чему ты клонишь?
- Сейчас все объясню.
- Я чувствую, - сказала она, вперив внегопристальныйвзгляд.-я
чувствую, о чем пойдет речь. Но господь даст мнесилыбезропотностерпеть
испытание, как бы тяжко оно ни было. За грехи свои я достойна великой кары и
готова понести ее.
- Матушка, мне грустно слышать от вас такие слова, хоть яиопасался,
что вы...
- Ты знал это. Знал, потому что знаешь меня, - перебила она.
Сын замолк на мгновение. Он высек огонь изкамняисамбылпоражен
этим.
- Что ж, продолжай, - сказалаона,возвращаяськпрежнемутону.-
Говори, что хотел, я слушаю.
- Вы уже догадались, матушка, что я принял для себярешениевыйтииз
дела. Решение это бесповоротно. Не беру на себя смелости давать вамсоветы;
вы, как я понимаю, намерены вести дело дальше. Я знаю, чтояобманулваши
надежды; но если б я хоть сколько-нибудь мог рассчитывать на свое влияние, я
постарался бы убедить вас не слишком строго судить меня за это и напомнил бы
вам, что я прожил добрую половину человеческого века -иниразуещене
пытался выйти из вашей воли. Нестануутверждать,чтосумелподчиниться
душой и разумомтемправилам,вкоторыхвыменявоспитали:нестану
утверждать, что сорок лет моей жизни были прожиты с пользой иудовольствием
для меня и для кого-нибудь другого; но я всегда был покорным сыном итолько
прошу теперь, чтобы вы не забывали этого.
Горепросителю,которыйкогда-либострепетомвглядывалсявэто
непроницаемое лицо,чаяпрочестьнанемсмягчениесвоейучасти!Горе
неплательщику, вынужденному предстать пред судом этих беспощадных глаз!Как
нужна была этой суровой женщине ее мистическая религия,окутаннаязловещим
мраком с молниями проклятий, возмездий иразрушений,прорезывающимипорой
черные тучи.
"Отпусти нам долги наши, как и мы отпускаем должникам нашим"-
этамолитвабылачересчурсмиреннадлямиссисКленнэм.Разразимоих
должников, господи, сокрушиихиуничтожь,поступисними,какябы
поступила, и я поклонюсь тебе-воттававилонскаябашня,которуюона
кощунственно пыталась воздвигнута.
- Ты кончил, Артур, или хочешь сказатьмнеещечто-нибудь?Впрочем,
едва ли. Твоя речь была краткой, но содержательной.
- Матушка, я не все сказал. Есть одна мысль, которая давно уже ни днем,
ни ночью не идет у меня из головы.Этотразговордляменяневпример
труднее всего, о чем уже было говорено сегодня. То касалось только меня; это
касаемся нас всех.
- Нас всех! Кого это нас всех?
- Вас, меня, покойного отца.
Она сняла руки с бюро, сложила ихнаколеняхи,оборотяськогню,
застыла с непроницаемым выражением древней египетской статуи.
- Вы знали моего отца несравненно лучше, чем знал его я, и свамиему
никогда не удавалось сохранить такую выдержку, как со мной. Вы были сильнее,
и вы руководили его поступками. Уже в детские годы я понималэтонехуже,
чем понимаю теперь. Я знал, что это вы, пользуясьсвоейвластьюнадним,
настояли на том, чтобы он уехал в Китай заниматься делами фирмы,тогдакак
вы продолжали заниматься ими здесь (хотя до сегодняшнего дняянеуверен,
таковы ли именно были добровольные условия вашей разлуки);ичтосогласно
вашему желанию я до двадцатилетнего возрастаоставалсяпривас,азатем
отправился к нему. Вынесердитесь,чтояприпоминаювсеэтотеперь,
двадцать лет спустя?
- Мне покуда непонятно, к чему ты все это припоминаешь.
Он понизил голос и произнес с видимым усилием и как бы против воли:
- Скажите мне, матушка, не являлось ли у вас когда-нибудь подозрение...
При слове "подозрение" онаметнуланасынакороткийвзглядиз-под
насупленных бровей - и тотчас же снова устремила глаза наогонь;ноброви
остались сдвинутыми, как будто древнийегипетскийваятель,высекавшийиз
гранитаэтисуровыечерты,хотелнавекипридатьимхмурое,мрачное
выражение.
- ...что какая-то тайна тяготит душу отца,омрачаетегосовесть?Не
случалось ли вам замечать за нимчего-либо,чтомоглонавестинатакую
мысль, или говорить с ним об этом,илидажеслышатьотнегокакой-либо
отдаленный намек?
- Не понимаю, о какой такой мучительной тайне ты говоришь, -возразила
она после некоторого молчания. - Твои слова звучат загадочно.
- Возможно ли, матушка, - голос его упал дошепота,онвесьподался
вперед, чтобы она могла его расслышать, и в волнении положилрукунакрай
бюро, - возможно ли, матушка, что он имел несчастье причинить кому-то злои
не исправил этого впоследствии?
Устремив на сына гневный взгляд, она откинулась на спинку, чтоб быть от
него как можно дальше, но не произнесла ни слова.