Ты жезапомниодно:
если когда-нибудь тебе вздумается вновь начать этот разговор, я отрекусьот
тебя, я запру перед тобой свою дверь и сделаю так, что тыпожалеешь,зачем
не лишился матери еще в колыбели. Никогда больше я не взгляну на тебяине
произнесу твоего имени. И если в конце концов тебедоведетсявойтивэту
комнату, когда я буду лежать внеймертвая,пустьмоебездыханноетело
истечет кровью при твоем приближении.
От неистовой силы этих угроз, а еще и оттого (страшно сказать!), что ей
смутно казалось, будто онасовершаеткакой-торелигиозныйобряд,миссис
Клейнам почувствовала некотороеоблегчение.Онаотдалакнигустарикуи
умолкла.
- Ну-с, начал Иеремия, - условимся заранее, что я небудустановиться
между вами: но все таки, раз уж меня позвали в свидетели, нельзя лиузнать,
в чем тут у нас дело?
Это пусть вам объяснит моя мать. - сказал Артур, видя, что от него ждут
ответа. - За нею слово. А то, чтоговорилейя,непредназначалосьдля
посторонних ушей.
- Ах вот как?-возразилстарик.-Вашамать?Ядолженпросить
объяснений у вашей матери? Отлично! Но нашаматьупомянула,будтобывы
подозреваете и чем-то своего отца. Почтительный сын так не поступает, мистер
Артур. Кто же тогда свободен от ваших подозрений?
- Довольно. - сказала миссис Кленнэм, на миг повернувшись так.чтоее
лицо было видно только Флинтвинчу. - Больше ни слова обо всем этом.
- Нет, погодите, погодите,-настаивалстарик.-Какжевсе-таки
обстоят дела? Сказали вы мистеру Артуру, что ему негоже пятнать подозрениями
память своего отца? Что он не имеет на то права?Чтоунегонетктому
оснований?
- Я ему это говорю сейчас.
- Ага! Превосходно, - сказал старик. - Вы ему это говорите сейчас.Еще
не говорили, ноговоритесейчас.Да,да!Оченьхорошо!Ятакпривык
становиться между вами и его отцом, что сейчасмнекажется,будтосмерть
ничего не изменила и мои обязанности осталисьпрежними.Нучтож,яне
отказываюсь их выполнять, пусть тольконеостаетсяникакихнеясностейи
двусмысленностей.Итак,Артур,вамбылосказано,чтовыневправо
подозревать в чем-то своего отца и не имеете к тому никаких оснований.
Он взялся обеими руками за спинку кресла своей госпожи и, бормочасебе
под нос, медленно покатил его обратно к бюро.
- А теперь, - продолжал он, оставшись стоять за креслом, - чтобы мне не
уходить, покончив лишь с половиной дела, и вам не пришлось бы звать меня еще
раз, когда вы доберетесьдовторойполовиныисновавыйдетеизсебя,
позвольте спросить, сообщил ли вам Артур свое решение относительно участия в
делах фирмы?
- Он от него отказывается.
- В чью-нибудь пользу?
Миссис Кленнэм оглянулась на сына, который стоял прислонившись к косяку
окна.
- В чью-нибудь пользу?
Миссис Кленнэм оглянулась на сына, который стоял прислонившись к косяку
окна. Он поймал ее взгляд и ответил:
-Впользуматушки,разумеется.Пустьраспоряжаетсяпосвоему
усмотрению.
- Что ж, произнесла миссис Кленнэм после короткой паузы, - я надеялась,
что мои сын, достигнув расцветалет,станетвоглавефирмыипритоком
свежих, молодых силпревратитеевпоистинедоходноеимогущественное
предприятие: но если моим надеждам не сужденобылосбыться,мнеостается
одно лишь утешение - возвысить старого и преданною слугу.Иеремия!Капитан
покидает судно, но мы с вами остаемся и либо выплывем, либо пойдем ко днус
ним вместе.
Глаза у Иеремии заблестели, словно при виде денег: онметнулнасына
своей госпожи быстрый взгляд, означавший: "Вы-тонерассчитывайтенамою
благодарность! Вам я тут ничем не обязан!" - а затем обратился к егоматери
и стал говорить о том, как он ей благодарен и как Эффериейблагодарна,и
что он никогда еенепокинетичтоЭффериникогдаеенепокинет.В
заключение он извлек из недр свои часы и сказал:
- Одиннадцать. Вам пора есть устрицы! - И, переменив таким образом тему
разговора, что, однако, не повлеклозасобойпеременутонаилиманеры,
дернул за сонетку.
Но миссис Кленнэм, после того как было высказанопредположение,будто
ейнезнакомыискупительныежертвы,решилабытьксебеещестрожеи
принесенные устрицы есть отказалась. Какнисоблазнительновыгляделиэти
восемь устриц, уложенные в кружок на белойтарелке,стоявшейнапокрытом
белой салфеткой подносерядомсломтикомфранцузскойбулки,намазанной
маслом, и стаканчиком разбавленного вина дляосвежения,-миссисКленнэм
осталась непреклонной к уговорам и отослалавсеназад,непреминув,без
сомнения, внести этот нравственныйподвигвсоответствующуюграфусвоей
книги расчетов с небом.
Поднос с устрицами подавала и убирала неЭффери,амолодаядевушка,
прибегавшая раньше на звонок миссис Кленнэм, - та самая, которуюАртуреще
накануне заметил, нонемогразглядетьхорошеньковскудномосвещении
комнаты. Сейчас, при дневном свете, он увидел, что она много старше,нежели
кажется благодаря своей хрупкой фигурке, мелкимчертамлицаисшитомув
обрез платью. Издали ее легко было принять задевочкулетдвенадцати,на
самом же деле ей, вероятно, было не меньше двадцати двух. Правда, лицо у нее
было вовсе не детское; напротив, на нем лежалотпечатокзаботипечалей,
несвойственных даже ее настоящимлетам;нотакаяонабыламаленькаяи
легкая, такая тихая и застенчивая, так явно чувствовала себя не наместев
обществе этих трех суровых пожилых людей, что казалась среди них беспомощным
ребенком.
Миссис Кленнэм проявлялакэтойсвоейподопечнойнекоесуровоеи
переменчивое участие, которое колебалось от покровительства до унижения, и в
своем действиипоходилотонаопрыскиваниеживительнойвлагой,тона
давление гидравлического пресса.