Почтивсегда
поставщик первоначально испробывает добротуводкииотпитоебесчеловечно
добавляетводой;беринебери,даарестантуинельзябытьслишком
разборчивым: и то хорошо, что еще не совсем пропали его деньги идоставлена
водка, хотькакая-нибудь,давсе-такиводка.Кэтому-топоставщикуи
являются указанные ему наперед отострожногоцеловальникапроносители,с
бычачьими кишками. Эти кишки сперва промываются, потом наливаютсяводойи,
таким образом, сохраняются в первоначальной влажности и растяжимости,чтобы
со временем быть удобными к восприятию водки. Налив кишкиводкой,арестант
обвязывает их кругом себя, по возможностивсамыхскрытыхместахсвоего
тела. Разумеется, при этом выказывается вся ловкость, вся воровская хитрость
контрабандиста. Его честь отчасти затронута; ему надо надуть иконвойныхи
караульных. Он их надувает: у хорошего вора конвойный,иногдакакой-нибудь
рекрутик, всегда прозевает. Разумеется, конвойный изучаетсяпредварительно;
к тому же принимается в соображение время, место работы. Арестант,например
печник, полезет на печь: кто увидит, что он там делает? Не лезть же за ним и
конвойному. Подходя к острогу, он берет врукимонетку-пятнадцатьили
двадцать копеек серебром, навсякийслучай,иждетуворотефрейтора.
Всякого арестанта, возвращающегося с работы, караульный ефрейтор осматривает
кругом и ощупывает и потом уже отпирает ему двери острога. Проносительвина
обыкновенно надеется, что посовестятсяслишкомподробноегоощупыватьв
некоторых местах. Но иногда пролаз ефрейтора добирается идоэтихмести
нащупывает вино. Тогда остается одно последнее средство: контрабандист молча
и скрытно от конвойного сует в рукиефрейторазатаеннуюврукемонетку.
Случается, что вследствие такого маневра он проходит в острог благополучно и
проносит вино. Но иногда маневр не удается, и тогда приходитсярассчитаться
своим последним капиталом,тоестьспиной.Докладываютмайору,капитал
секут, и секут больно, вино отбирается в казну,иконтрабандистпринимает
все на себя, не выдавая антрепренера, но,заметимсебе,непотому,чтоб
гнушался доноса, а единственно потому, что донос для него невыгоден: егобы
все-таки высекли; все утешение было бы в том, что их бывысеклиобоих.Но
антрепренер емуужененужен,хотя,пообычаюипопредварительному
договору, за высеченную спину контрабандист не получаетсантрепренерани
копейки. Что же касается вообще доносов, то ониобыкновеннопроцветают.В
остроге доносчик не подвергается ни малейшему унижению; негодованиекнему
даже немыслимо. Его не чуждаются, с ним водят дружбу,такчтоеслибвы
стали в остроге доказывать всю гадостьдоноса,товасбысовершенноне
поняли. Тот арестант из дворян, развратный и подлый, с которым я прервал все
сношения, водил дружбу с майорским денщиком Федькой и служил у него шпионом,
а тот передавал все услышанное им об арестантах майору. У нас все это знали,
и никто никогда даже и не вздумал наказать или хотя бы укорить негодяя.
Тот арестант из дворян, развратный и подлый, с которым я прервал все
сношения, водил дружбу с майорским денщиком Федькой и служил у него шпионом,
а тот передавал все услышанное им об арестантах майору. У нас все это знали,
и никто никогда даже и не вздумал наказать или хотя бы укорить негодяя.
Но я отклонился в сторону. Разумеется, бывает, чтовинопроноситсяи
благополучно; тогда антрепренер принимает принесенные кишки, заплатив за них
деньги, и начинает рассчитывать. По расчету оказывается, что товар стоит уже
ему очень дорого; а потому, для больших барышей, он переливает его ещераз,
сызнова разбавляя еще разводой,чутьненаполовину,и,такимобразом
приготовившись, ждет покупателя. В первый же праздник,аиногдавбудни,
покупательявляется:этоарестант,работавшийнесколькомесяцев,как
кордонный вол, и скопивший копейку, чтобы пропить все в заранее определенный
для этого день. Этот день еще задолго досвоегопоявленияснилсябедному
труженику и во сне, и всчастливыхмечтахзаработойиобаяниемсвоим
поддерживал егодухнаскучномпоприщеострожнойжизни.Наконецзаря
светлого дняпоявляетсянавостоке;деньгископлены,неотобраны,не
украдены, и он их несетцеловальнику.Тотподаетемусначалавино,по
возможности чистое, то есть всего только два раза разбавленное; нопомере
отпивания из бутылки все отпитое немедленно добавляется водой. За чашку вина
платится впятеро, вшестеро больше, чем вкабаке.Можнопредставитьсебе,
сколько нужно выпить таких чашек и сколькозаплатитьзанихденег,чтоб
напиться! Но,поотвычкеотпитьяиотпредварительноговоздержания,
арестант хмелеет довольно скоро и обыкновенно продолжает питьдотехпор,
пока не пропьет все свои деньги. Тогда идут в ход все обновки: целовальник в
тожевремяиростовщик.Спервапоступаюткнемуновозаведенные
партикулярные вещи, потом доходит идостарогохлама,анаконец,идо
казенных вещей. С пропитием всего,допоследнейтряпки,пьяницаложится
спать и на другой день, проснувшись с неминуемой трескотней в голове, тщетно
просит у целовальника хоть глоток вина напохмелье.Грустнопереноситон
невзгоду, и в тот же день принимается опять заработу,иопятьнесколько
месяцев работает,неразгибаяшеи,мечтаяосчастливомкутежномдне,
безвозвратноканувшемввечность,имало-помалуначинаяободрятьсяи
поджидать другого такого же дня, который ещедалеко,нокоторыйвсе-таки
придет же когда-нибудь в свою очередь.
Что же касается целовальника, то, наторговавнаконецогромнуюсумму,
несколько десятков рублей, онзаготовляетпоследнийразвиноиужене
разбавляет его водой, потому что назначает его для себя; довольно торговать:
пора и самому попраздновать! Начинается кутеж, питье, еда, музыка.Средства
большие; задобривается даже и ближайшее, низшее, острожное начальство.