Записки из Мертвого дома - Достоевский Федор Михайлович 3 стр.


В одной из сторон оградывделаныкрепкиеворота,

всегда запертые, всегда день и ночьохраняемыечасовыми;ихотпиралипо

требованию, для выпуска на работу. За этими воротамибылсветлый,вольный

мир, жили люди, как и все. Но по сю сторону ограды о томмирепредставляли

себе, как о какой-то несбыточной сказке. Тут был свой особый мир, ни начто

не похожий, тут были свои особые законы, свои костюмы, свои нравы иобычаи,

и заживо мертвый дом, жизнь - какнигде,илюдиособенные.Вотэтот-то

особенный уголок я и принимаюсь описывать.

Как входите в ограду - видите внутриеенесколькозданий.Пообеим

сторонам широкого внутреннего двора тянутся два длинныходноэтажныхсруба.

Это казармы. Здесьживутарестанты,размещенныепоразрядам.Потом,в

глубине ограды, еще такой же сруб: это кухня,разделеннаянадвеартели;

далее еще строение, где под одной крышей помещаются погреба, амбары,сараи.

Средина двора пустая и составляет ровную, довольно большуюплощадку.Здесь

строятся арестанты, происходит поверкаиперекличкаутром,вполденьи

вечером, иногда же и еще по нескольку раз в день,-судяпомнительности

караульных и их уменью скоро считать. Кругом, междустроениямиизабором,

остается, еще довольно большое пространство. Здесь, по задам строений,иные

из заключенных, понелюдимее и помрачнее характером, любят ходить в нерабочее

время, закрытые от всех глаз, и думать свою думушку. Встречаясьснимиво

время этих прогулок, я любил всматриваться в их угрюмые,клейменыелицаи

угадывать, о чем они думают. Был один ссыльный, у которого любимымзанятием

в свободное время, было считать пали. Их было тысячи полторы, и унегоони

были все на счету и на примете. Каждая паля означалаунегодень;каждый

день он отсчитывал по однойпалеитакимобразомпооставшемусячислу

несосчитанных паль могнаглядновидеть,сколькоднейещеостаетсяему

пробыть в остроге до срока работы. Он былискреннорад,когдадоканчивал

какую-нибудьсторонушестиугольника.Многолетприходилосьещеему

дожидаться; но в остроге было время научиться терпению.Явиделраз,как

прощался с товарищами один арестант, пробывшийвкаторгедвадцатьлети

наконец выходивший на волю. Были люди, помнившие,каконвошелвострог

первый раз, молодой, беззаботный, не думавший ни о своем преступлении, нио

своем наказании. Он выходил седым стариком,слицомугрюмымигрустным.

Молча обошел он все наши шесть казарм. Входя в каждую казарму, он молился на

образа и потом низко, в пояс, откланивался товарищам, прося не поминатьего

лихом. Помню ятоже,какоднаждыодногоарестанта,преждезажиточного

сибирского мужика, раз под вечерпозваликворотам.Полгодапередэтим

получил он известие, что бывшая его жена вышла замуж, и крепкозапечалился.

Теперь она сама подъехала к острогу, вызвала его и подала ему подаяние.Они

поговорили минуты две, оба всплакнули и простились навеки. Я видел его лицо,

когда он возвращался в казарму.

Теперь она сама подъехала к острогу, вызвала его и подала ему подаяние.Они

поговорили минуты две, оба всплакнули и простились навеки. Я видел его лицо,

когда он возвращался в казарму... Да, вэтомместеможнобылонаучиться

терпению.

Когда смеркалось, нас всех вводили в казармы, гдеизапиралинавсю

ночь. Мне всегда было тяжело возвращаться со двора в нашу казарму. Этобыла

длинная, низкая и душная комната,тусклоосвещеннаясальнымисвечами,с

тяжелым, удушающим запахом. Не понимаю теперь, как я выжил в ней десять лет.

На нарах у меня было три доски: это было все мое место.Наэтихженарах

размещалось в одной нашей комнате человек тридцатьнароду.Зимойзапирали

рано; часа четыре надо было ждать, пока все засыпали. А до того - шум,гам,

хохот, ругательства, звук цепей, чадикопоть,бритыеголовы,клейменые

лица,лоскутныеплатья,все-обруганное,ошельмованное...да,живуч

человек! Человек есть существо ко всему привыкающее, и, я думаю,этосамое

лучшее его определение.

Помещалось нас в остроге всего человек двести пятьдесят -цифрапочти

постоянная. Одни приходили, другие кончали сроки и уходили, третьиумирали.

И какого народу тут не было! Я думаю, каждая губерния, каждая полосаРоссии

имела тут своих представителей. Были иинородцы,былонесколькоссыльных

даже из кавказских горцев. Все это разделялось постепенипреступлений,а

следовательно, по числу лет, определенных запреступление.Надополагать,

чтонебылотакогопреступления,котороебынеимелоздесьсвоего

представителя.Главноеоснованиевсегоострожногонаселениясоставляли

ссыльнокаторжныеразрядагражданского(сильнокаторжные,какнаивно

произносили самиарестанты).Этобылипреступники,совершеннолишенные

всяких прав состояния, отрезанные ломти от общества, спроклейменнымлицом

для вечного свидетельства об их отвержении.Ониприсылалисьвработуна

сроки от восьмидодвенадцатилетипотомрассылалиськуда-нибудьпо

сибирским волостям в поселенцы. Былипреступникиивоенногоразряда,не

лишенные прав состояния, как вообще в русскихвоенныхарестантскихротах.

Присылались они на короткие сроки; по окончании жеихповорачивалисьтуда

же, откуда пришли, в солдаты, в сибирские линейные батальоны. Многие изних

почтитотчасжевозвращалисьобратновострогзавторичныеважные

преступления, но уже не на короткие сроки, а на двадцатьлет.Этотразряд

назывался "всегдашним". Но "всегдашние" все еще не совершенно лишалисьвсех

правсостояния.Наконец,былещеодинособыйразрядсамыхстрашных

преступников, преимущественно военных, довольно многочисленный. Назывался он

"особым отделением". Со всей Руси присылалисьсюдапреступники.Онисами

считали себя вечными и срока работ своих не знали. По закону им должнобыло

удвоять и утроять рабочие уроки.

Назад Дальше