Мы с ним уже слегка познакомились. Петров помог мне даже
раздеваться, потому что по непривычке я раздевался долго,авпредбаннике
было холодно, чуть ли не так же,какнадворе.Кстати:арестантуочень
трудно раздеваться, если он еще не совсем научился. Во-первых,нужноуметь
скоро расшнуровывать подкандальники. Эти подкандальникиделаютсяизкожи,
вершка в четыре длиною, и надеваются на белье, прямоподжелезноекольцо,
охватывающееногу.Параподкандальниковстоитнеменеешестигривен
серебром, а междутемкаждыйарестантзаводитихсебенасвойсчет,
разумеется, потому что безподкандальниковневозможноходить.Кандальное
кольцо не плотно охватывает ногу, имеждукольцоминогойможетпройти
палец; таким образом, железо бьет по ноге, трет ее, и в одинденьарестант
без подкандальников успел бы натереть себе раны. Но снять подкандальники еще
не трудно. Труднее научиться ловко снимать из-под кандалов белье. Этоцелый
фокус. Сняв нижнее белье, положим, хоть с левой ноги, нужнопропуститьего
сначала между ногой и кандальным кольцом; потом, освободив ногу, продеть это
белье назад сквозь то жекольцо;потомвсе,ужеснятоеслевойноги,
продернуть сквозь кольцо на правой ноге; а затем все продетое сквозьпервое
кольцо опять к себе обратно. Такая же история и с надеваниемновогобелья.
Новичку даже трудно и догадаться, как это делается; первый выучил насвсему
этому арестант Коренев, в Тобольске, бывший атаман разбойников,просидевший
пятьлетнацепи.Ноарестантыпривыклииобходятсябезмалейшего
затруднения.ЯдалПетровунесколькокопеек,чтобзапастисьмыломи
мочалкой; арестантам выдавалось, правда, иказенноемыло,накаждогопо
кусочку, величиною с двукопеечник, а толщиною с ломтик сыра, подаваемогопо
вечерам на закуску у "среднего рода"людей.Мылопродавалосьтутже,в
предбаннике,вместессбитнем,калачамиигорячейводой.Накаждого
арестанта отпускалось, по условию с хозяином бани, только пошайкегорячей
воды; кто же хотел обмыться почище, тот за грош мог получить и другую шайку,
которая и передавалась в самую баню через особо устроенное длятогоокошко
из предбанника. Раздев, Петров повел меня даже под руку,заметив,чтомне
очень трудно ступатьвкандалах."Выихкверхупотяните,наикры,-
приговаривал он, поддерживая меня, точно дядька, - а вот тут осторожнее, тут
порог". Мне даже несколько совестно было; хотелось уверить Петрова, что яи
один умею пройти; но он этому бы не поверил. Он обращался со мной решительно
как сребенком,несовершеннолетниминеумелым,которомувсякийобязан
помочь. Петров был отнюдь не слуга, прежде всего не слуга; разобидьяего,
он бы знал, как со мной поступить. Деньги за услуги я ему вовсенеобещал,
да он и сам не просил. Что ж побуждало его так ходить за мной?
Когда мы растворили дверь в самую баню, я думал, чтомывошливад.
Представьте себе комнату шагов в двенадцать длиноюитакойжеширины,в
которую набилось, может быть, до ста человек разом, и ужпокрайнеймере,
наверно, восемьдесят, потому чтоарестантыразделеныбыливсегонадве
смены, а всех нас пришло в баню до двухсот человек.
Представьте себе комнату шагов в двенадцать длиноюитакойжеширины,в
которую набилось, может быть, до ста человек разом, и ужпокрайнеймере,
наверно, восемьдесят, потому чтоарестантыразделеныбыливсегонадве
смены, а всех нас пришло в баню до двухсот человек. Пар, застилающийглаза,
копоть, грязь, теснотадотакойстепени,чтонегдепоставитьногу.Я
испугался и хотелвернутьсяназад,ноПетровтотчасжеободрилменя.
Кое-как, с величайшими затруднениями, протеснились мы до лавок черезголовы
рассевшихся на полу людей, прося их нагнуться, чтоб нам можнобылопройти.
Но места на лавках все были заняты. Петровобъявилмне,чтонадокупить
место, и тотчас же вступил в торг с арестантом, поместившимся уокошка.За
копейку тот уступилсвоеместо,немедленнополучилотПетроваденьги,
которые тот нес, зажав в кулаке, предусмотрительно взяв их с собою в баню, и
тотчас же юркнул под лавку прямо под мое место, где было темно, грязно и где
липкая сырость наросла везде чуть не на полпальца. Но местаиподлавками
были все заняты; там тоже копошился народ. На всем полу не быломестечкав
ладонь, где бы не сидели скрючившись арестанты,плескаясьизсвоихшаек.
Другие стояли между них торчком и, держа в руках своишайки,мылисьстоя;
грязная вода стекала с них прямо на бритые головы сидевших внизу. На полке и
на всех уступах, ведущих к нему, сидели, съежившись и скрючившись, мывшиеся.
Но мылись мало. Простолюдины мало моются горячей водой и мылом;онитолько
страшно парятся и потом обливаются холодной водой - вот и вся баня.Веников
пятьдесятнаполкеподымалосьиопускалосьразом;всехлесталисьдо
опьянения. Пару поддавали поминутно. Это был уж не жар; это было пекло.Все
это орало и гоготало, при звуке ста цепей,волочившихсяпополу...Иные,
желая пройти, запутывались в чужих цепях и сами задевали по головам сидевших
ниже, падали, ругались и увлекали за собой задетых.Грязьлиласьсовсех
сторон. Все были в каком-то опьянелом,вкаком-товозбужденномсостоянии
духа; раздавались визги и крики. У окошкавпредбаннике,откудаподавали
воду,шларугань,теснота,целаясвалка.Полученнаягорячаявода
расплескивалась на головы сидевших на полу, прежде чем ее доносили до места.
Нет-нет, а в окно или в притворенную дверь выглянет усатое лицосолдата,с
ружьем вруке,высматривающего,нетлибеспорядков.Обритыеголовыи
распаренные докрасна тела арестантов казались еще уродливее. Нараспаренной
спине обыкновенно ярко выступают рубцы от полученных когда-то ударовплетей
и палок, так что теперь все эти спины казались вновьизраненными.Страшные
рубцы! У меня мороз прошел по коже, смотря на них. Поддадут - и пар застелет
густым, горячим облаком всю баню; все загогочет, закричит.Изоблакапара
замелькаютизбитыеспины,бритыеголовы,скрюченныеруки,ноги;ав
довершение Исай Фомич гогочет вовсегорлонасамомвысокомполке.Он
парится до беспамятства, но, кажется, никакой жар не может насытить его;за
копейку он нанимает парильщика, но тот наконец не выдерживает, бросает веник
и бежит отливаться холодной водой.