-- Сти-ырки не рви, пас-скуда!
Из-под навеса нар на Яшкина метнулся до пояса раздетый, весь в наколках
блатной и тут же, взлаяв,осел на замусоренный лапник. Яшкин, вывернув нож,
погнал блатногопинкамина улицу. Лешка, Зеленцов, дежурные спомощниками
двоихделягсдернулис нари заголившимисяспинамитащиливолокомпо
занозистым,искрошеннымсучкам и тожеза дверьвыбросили-- охладиться.
Зеленцоввернулсякпечкесножиком вруках,поглядел на кровоточащую
ладонь, вытер ее о телогрейку, присыпал пеплом из печи, зажал и, оскалившись
редкими,выболевшимизубами,негромко,новнятносказал в пространство
казармы:
-- Шухер еще раз подымете, тем же финарем...
Блатнякиутихли, казарма присмирела. Коля Рындин опасливо поозирался и
с уважением воззрился наЗеленцова, на Яшкина: вот так орлы -- блатняковс
ножамине испугались! Этокакиеже людиемувстретились! Ну,Зеленцов,
видать,ходовыйпарень,повидалсвету,аэтот,командир-то,парнишка
парнишкой, хворый с виду, а на ножидет глазом неморгая -- вот что значит
боец!Поближе надо кэтимребятамдержаться,оборонятвслучаечего.
Зеленцов уютно приосел на корточки, покурил еще, позевал, поплевал в песок и
полез на нары. Скоро вся казарма погрузилась в сон.
Яшкин приспустил буденовский шлем,на подбородке застегнул его, поднял
мятый воротник шинели, засунул руки в рукава, прилег в ногах новобранцев, на
торцынар,спинойкпечи,итутже запоскрипывал носом, вроде быкак
обиженно.
-- Хворат товариш сержант, -- заключил Коля Рындин и, посидев, добавил,
обращаясь к Лешке:--Я тепомогать стану,дежурить помогать. Чевот от
желтухи примать? Какутраву?Баушка Секлетинья сказывала, да незапомнил,
балбес.
-- Да он с фронта желтый, со зла и перепугу.
-- Да но-о!
Дежурныедо утра не продержались.Лешка, привалившиськ столбунар,
долгоборолся сосном, клевалносом, качался и наконецсдался:обхватив
столб,прижался к шершавой коре щекою, приосел обмякшим телом, ровнодыша,
поплылвродныеобские просторы. КоляРындинсидел-сиделна чурбакеи
замедленно, словно бы тормозя себя в полете, свалился на засоренный окурками
теплый песок, наощупь подкатил чурку под голову, насадил глубжекартуз -- и
казармусотряс такоймощный храп, что где-то в глубине помещения проснулся
новобранец и жалким голосом вопросил:
-- 0-ой, мама! Че это такое? Где я?
Утром карантин плакал, стонал, матерился, исходил истерическими криками
-- всепухлые мешки новобранцевбыли порезаны, содержимоеих ополовинено,
где и до крошки вынуто. Блатняки реготали, чесали пузо, какие-то юркие парни
шнырялипоказарме,отыскиваяворов,одариваяоплеухами
встречных-поперечных.ВдалиматерилсяЯшкин:несмотрянаего прикази
запрет, нассано быловозленар, подле дверей,в песке сплошь белели солью
свежие лунки.
ВдалиматерилсяЯшкин:несмотрянаего прикази
запрет, нассано быловозленар, подле дверей,в песке сплошь белели солью
свежие лунки. Запах конюшни прочно наполнил подвал, хотя сержант и распахнул
настежь тесовуюдверь,вкоторуювиденсделалсяквадратвысветленного
пространства.
Яшкин пыталсявыдворить народ на улицу на умывание, несколько человек,
срединих иЛешка Шестаков,вышли и нигденикаких умывальников илихоть
какой-нибудь воды не нашли. В прореженном, стройном, или как его еще любовно
называют -- мачтовом, соснякесплошь дымило. Из земли, точнее избугрови
бугорков, меж сосен горбящихся, чуть припорошенных снегом, игрушечно торчали
железныетрубы.Поддеревьямирядамистоялипятьподваловсовсюду
распахнутыми воротами-дверями, толсто белел куржак над входами -- это ибыл
карантин двадцатьпервого стрелкового полка, его преддверие, его привратье.
Мелкие,одноместныеичетырехместные,землянкипринадлежалистроевым
офицерам, работникам хозслужбипростопридуркам в чинах,без которых ни
одно советскоепредприятие, тем болеевоенноеподразделение,никогдане
обходилось и обойтись не может.
Где-то далеепо лесу были илидолжны бытьказармы,Клуб, санслужбы,
столовая,бани, пекарни, конюшни иштаб полка, но карантинот всего этого
отторжен напорядочное расстояние, чтоб новобранцызаразукакую в полк не
занесли,чтобвкарантинепрошлипроверку,санобработку,баню,затем
оформлены и распределены были по ротам.От бывалых людей, уже неделю, где и
двеошивавшихсяв карантине, Лешка узнал, что в банюихповедутли, еще
неизвестно, но вотв казармы, кместу, скоро определят--полкснарядил
маршевые роты на фронт, икак только их отправят, очередной призыв, на этот
раз ребятадвадцать четвертогогода заполнят казармы,начнетсянастоящая
армейскаяжизнь.За тримесяцамолоднякпройдетбоевую иполитическую
подготовкуи тожедвинетсянафронт--делатам шлине оченьважно,
перемалывались и перемалывались машиной войны полки, дивизии, армии, фронту,
каккарантиннойпечкедрова,требовалисьнепрерывные пополнения,чтобы
поддерживать хоть какой-то живой огонь.
Пока же было приказано раздеться до пояса и мыться снегом. Но того, что
зоветсяснегом,белого,рассыпчатогоилинежно-пухового,здесь,возле
Бердска,небыло. Всевокругиспятнано мочой,всюдучернели застарелые
коричневые и свежиежелтенькие кучи, песок превращен в грязно-серое месиво,
лишьподальше от землянок, подсоснами, ещебелелось, и из белогосквозь
пленку снега светилась красная брусника.
Лешкахотел былосунутьсявотхожееместо, огороженноежердямии
покрытое тоже жердями,но вокруг этогопомещения ив самом помещении, где
былосколочено из жердейседалище спрорубленнымив жердях дырками,так
загажено,таквонькоискользко, чтоотнесло его далеко откарантинных
казарм,темболеечтовозлеземлянок,помеченныхтрубами,людив
подштанниках, в сапогахмахали руками, ругались и отгонялинарод подальше,
хватаясь за поленья и палки.