Лешка отбежалтакдалеко, чтов сосняке появился подлесок и подним
тонкий слой снега, малотронутый и топтанный. За плотно сдвинувшимися вдали
соснякамичудиласьрека. "Уж не Обь ли?"-- подумал онс тоской иначал
набирать в горсти снегу, соображая: высаживались на станции Бердск, вроде бы
это недалеко от Новосибирска, на Оби же... "Ах ты,родимая жеты моя!"--
вздрогнулгубамиЛешкаи началскорее тереть лицо снегом,не давая себе
расчувствоваться и все же думая, какая она здесь, Обь-то. Широкая ли? Там, в
низовьях,вего родных Шурышкарах,она, милая,летами как разольется--
другогоберегане видать, в море превращается, до самого Ураладоходитс
одной стороны, в надгорья упирается, если бы не хребет, дальше бы разлилась,
как разливается бескрайноу правого берега по тундре, открывая устьевширь
до такой большой воды, что и не знаешь, где Обская губа соединяется с морем,
а море с нею.
Вспоминая родную северную местность,Лешка наскреб из-под снега горсть
брусники и, услышав,чтоу землянок кличут людей, высыпав мерзлуюягоду в
рот,поспешил к карантину. Там уже сбивалось что-то наподобие строя, только
никак не могли выжитьиз подвала старообрядцевда каких-то еще больных или
придуривающихся людей.
Подлекаждойкарантиннойземлянкиколотилась,дрожала наутреннем
холоду, присматриваясь и прислушиваясь к окружающей действительности, стайка
плохо одетых,уже грязныхпарней с закопченными ликами.Они приплясывали,
махали руками, кляли тех, ктопрятался в казарме. Возникшиевозле подвалов
командиры в сером, сами тожесерые, сплошь костлявые, как щенят зашкирку,
выбрасывали из землянок новобранцев.
Старообрядцы,покане зашили мешки,из казармыневышли. Начальник
карантина, старший лейтенант в мятой,воробьиного цвета шинели с блестящими
пуговицами,дождался,покавызволятвсехслуживыхизпомещений,сбил
старообрядцев вотдельнуюнебольшую стайку и, обходяугрюмонасупившийся
пестрый строй карантина, уделил правофланговым особое внимание:
-- Поканесожрете харчи, сидора оставлять нанарах... (Старообрядцы
уважительногляделина светлые пуговицы и ремни командира.Чтонабрюхе
ремень -- они понимали, у них у самих опояски на брюхе, но вот еще зачем два
ремнячерезплечи? Ежели бштаны держали, тогда понятно.) Н-на нарах!--
повторил старшийлейтенант, -- назначайте своего дежурного, чтоб вас совсем
не обшмонали. Остальным завтракать. Не всетак богато запаслись провиантом?
Не все?
Получив подтверждение, командир приказал вести людей в столовую, сказав
на прощание: днями новичков распределят по казармам, тамвсякаявольница и
разброд кончатся, наступят напряженныеднислужбы. Покаже всем бородатым
бородысбрить, всем волосатымволосысостричь,всем,укого расстроены
животы,ктопростудилсявпути,отправлятьсявсанчасть,остальным
заготавливатьдрова,потомукак приближаются настоящие сибирскиеморозы,
после завтрака не бродить по расположению полка, в землянке будет политчас и
личныезнакомстваспредставителямистроевыхподразделе-ний--с
командирами рот и батальонов.
Покаже всем бородатым
бородысбрить, всем волосатымволосысостричь,всем,укого расстроены
животы,ктопростудилсявпути,отправлятьсявсанчасть,остальным
заготавливатьдрова,потомукак приближаются настоящие сибирскиеморозы,
после завтрака не бродить по расположению полка, в землянке будет политчас и
личныезнакомстваспредставителямистроевыхподразделе-ний--с
командирами рот и батальонов.
Следуя в столовуюпорасположениюполка, с любопытствомитревогой
смотрели новобранцы на строения военного городка, состоявшего всеиз тех же
подвалов-казарм,толькоещеболеедлинных, плоских,несодной,ас
несколькимитрубами и отдушинами, как в доподлинном овощехранилище, с двумя
широкимираскатанными входами в подземелье, из которого медленно ползла иль
постояннонад входом плавала пелена испарений,дажена отдаленныйвзгляд
нечистых,желтушных. От морока исырости надвходомвказармы намерз не
куржак,а многослойная ребристая пленка, под нею темнела раскисшая, большей
частью уже развалившаясялепниналасточкиных гнезд. Средиэтих отчужденно
темнеющих казарм высилосьвширьрасползшееся,в лес врубленное, никакне
спланированное сооружение, еще недостроенное, с наполовину покрытой крышей
ис невставленнымиокнами. Просторное и престранное помещение -- еслиего
распилить повдоль, тополучилось бы два,может,и три барака,-- будущая
столовая полка.Чуть на отшибе, разбегшись по молоденькомусосняку, белела
стайка тесовыхи бревенчатых домов,огороженныхпродольным заборчикомиз
пиленых брусков. На домах и меж домов имелись щиты, на них лозунги, плакаты,
портретыруководителейгосударстваиармии.Скрышибольшого,тоже
неуклюжегопомещения,осевшего углами в песок и начавшегопереламываться,
сплошь облепленного плакатами, призывами, кинорекламой, звучало радио (клуб,
смекнули новоприбывшие), а вокругнего всеэтисвежожелтеющие домики --
штаб полка. Но догадались об этом не все. Старообрядцы и всякий таежный люд,
коегосредьновичков былобольшинство,глядели наштаб,точно праздные
заморские путешественники на Венецию, суевернопритихнув, пытались угадать,
откудова исходит музыка -- с крыши какой или уж прямо с небес.
У парней посасывало в сердце, всем было тревожно оттого, что незнакомое
все кругом, казенное, безрадостное, но и они, выросшие не в барской неге, по
баракам, по деревенским избам да похибарам городских предместий собранные,
оторопели,когдаихпривеликместукормежки.Задлинными,грубо
сколоченнымииздвухплахприлавками,прибитымикогрязнымстолбам,
прикрытымисверхутесовымикорытаминаподобиегробовыхкрышек,стояли
военные люди, склоненные как бы в молитве, -- потребляли пищу из алюминиевых
мисок.Столы-прилавкитянулисьдлинными,надсаженно-прогнутымирядами,
упираясьоднимконцомвзагаженныйполуободранныйлес,другим--в
растоптанный пустырь, в этакоежидкое,никак не смерзающееся, растерзанное
вспольевоенногогородка,покоторому деловитоходиливороны,чего-то
вышариваликлювамивгрязи, с крикомотлетали из-под ног людей,на ходу
заглатывающихпищу иодновременно сбивающихсясредигрязивтерпеливый
строй.