Крестьянского роду парни по имизвестным приметам усекли -- среди леса
не песок, а грязь оттого, что были эдесь прежде огороды, может, и пашни. Меж
столов и подлераздачи грязь вовсеглубока и вязка. Питающийся народ одной
рукойпотреблялпищу,другойцепкодержалсяза доскустола,чтобы не
соскользнуть в размешанную жижу,не вымочитьноги. Впереди день строевых и
прочих занятий на сибирском, все кручеприпекающем морозе.Деловитыйгул,
прерываемый выкликами ируганью, ходил надобширной площадкой,называемой
летнейстоловой, продлившейся до зимы. Звяк посуды,звон тазов,бренчанье
ковшиков ожелезо, выкрики типа: "Быстренько! Быстренько!Н-незадерживай
очереди!", "Сколько можно прохлаждаться?", "Пораспустили пузы!", "Минометная
рота!Минометнаярота!","Отойдиотокошка, отойди, сказано,немешай
работать!","3-з-заканчивай прием пищи!","Поговори у меня, поговори!", "А
пайкагде? Па-айку-у спе-орли-ы-ы!", "Взвод,на построение!", "Быстренько!
Быстренько! Освобождатьстолы!", "Жуете, каккоровы! Поразакругляться!",
"Э-эй, нараздаче, в ротвам пароход,вжопубаржу! Выкогда мухлевать
перестанете?Когдаобворовыватьпрекратите?","А-атставить!",
"Поторапливаемся! Поторапливаемся!". "Да сколько можноповторять?Сказано,
значит, все!".
Местздесь, как и вовсехлюдскихсборищах,как ивезде вСтране
Советов, нехватало.Люди толпились у раздаточныхокон кухни, хлеборезки,
заняв стол-прилавок, держали за ним оборону.Получив кашу в обширные банные
тазыиз черного железа,стопки скользких мисок,служивые снепривычки не
знали, куда с ними притиснуться, где делить хлеб, сахар, есть варево.
"Сюда!Сюда!Эй, карантинные,сюда!" --послышалосьнаконециз-за
крайних столовот лесу,иновобранцы,пытаясьобогнуть грязь, мешковато
потрусили на зов. Пока не сложились команды, не разбилисьлюди надесятки,
карантинный контингент,еще не связанный расписаниями, режимом,правилами,
кормилив последнюю очередь, и насмотрелись, наслушались ребята всего. Вася
Шевелев,успевшийужевдосталь"накомбайнериться" вколхозе,как онс
усмешкойпояснил, глядяна здешние порядки, покачал головойи сгрустным
выдохом внятно молвил: "И здесь бардак".
Возникали стычки,перекатногремелмат,сноваливоришки,больные,
изможденные людиподбирали крошки,объедки состолов и подстолами. Там,
куда не доставалаобувьстесанными подошвами, на ничейном месте, украдчиво
выросшая, кучерявилась стылая мокрица, засоренная рыбьими костями.
Военный люд рассеялся, за столами сделалось просторно, однако никакне
моглипарниприспособитьсяодновременноестьидержаться занечистые,
обмерзлыеплахи.Бывалыебойцы, ужеодетыевновоеобмундирование, на
занятия не спешившие, позавтракав, облизав ложки и засунув их за обмотки иль
вкарманы,посмеивалисьнад новичками, подавалиимдобродушныесоветы,
просилизакурить, которые постаршебойцы, значитиподобрей, наказывали:
Боже упаси стоять в грязи меж столами илиоплескаться похлебкой -- сушиться
негде, дело может кончиться больницей, а больница здесь.
Там,
куда не доставалаобувьстесанными подошвами, на ничейном месте, украдчиво
выросшая, кучерявилась стылая мокрица, засоренная рыбьими костями.
Военный люд рассеялся, за столами сделалось просторно, однако никакне
моглипарниприспособитьсяодновременноестьидержаться занечистые,
обмерзлыеплахи.Бывалыебойцы, ужеодетыевновоеобмундирование, на
занятия не спешившие, позавтракав, облизав ложки и засунув их за обмотки иль
вкарманы,посмеивалисьнад новичками, подавалиимдобродушныесоветы,
просилизакурить, которые постаршебойцы, значитиподобрей, наказывали:
Боже упаси стоять в грязи меж столами илиоплескаться похлебкой -- сушиться
негде, дело может кончиться больницей, а больница здесь...
Покуривши, сделавоправку влесу, со взводами иротами уходили и эти
мужики, атак хотелось ещес ними поговорить, разузнать про здешнюю жизнь,
да что же разузнавать-то, сами не слепые -- видят все.
Снованаполнилсясосновыйсибирскийлесстроевымипеснями.Снова
сцепилопокорностьюи всепоглощающейстужейзимнююокругу.Еще сильнее
скрючило, сдавило там, внутри, у молодых парней,тяжкие предчувствия вселял
небольшой, не в братстве нажитый опыт: поздней осенью здесь будет еще хуже.
Аразтак,скореебы ужна фронтвследзаэтимиосновательными
дяденьками, которые где убереглибыот беды,где подсказали чего,гдеи
поругалибы-- уцелеешь,не уцелеешьв бою, неоттебятолькоодного
зависит,на войне вседелают одно дело,там все перед смертью равны,все
одинаково подвержены выбору судьбы. Так близко и так далеко-далеко от истины
были в этих простецких, бесхитростныхдумах только начавшие соприкасаться с
армейской жизнью молодые служивые.
С новобранцев, которые были нестрижены, снимали волосье. Старообрядцы с
волосами расставались трудно, однако стоически, крестились, плакали, а потом
хохотали другнаддругом, не узнавая голыемордысвои и товарищев,один
старообрядец плакал особенно безутешно, даже и на обед непошел. Закрывшись
поламишабуров,каких-то лишьнашимлюдям известных тужурок,телогреек,
пальтои имподобных одежд, водворив вместоподушкисидораподголовы,
ребята пробовали спать, однако день выдался суматошный, их то и дело сгоняли
снар,выдворялиизпомещения,выстраивали,осматривали, переписывали,
разбивали покомандам, не велели никуда разбредаться, ждать велели, но чего
ждать -- не сказали. Уже тут, вполужиломподвале,на подступах к военной
службе,парнямвнушаласьмногозначительностьпроисходя-щего,веяние
какой-то тайны,все тут насквозьпронзившей, должнобылокоснутьсядаже
этого пока еще полоротого, разномастного служивого пролетариата.
Многозначительность,важностьещебольшевозросли,когданачалась
политбеседа. Не старый, но, какпочтивсе здешние командиры,тощий, серый
ликом,однакос зычнымголосомкапитанМельников, при шпалах иремнях,
оглядел внесенную за ним двумя новобранцами в помещениетреногу, пошатал ее
для верности, пришпилил к доске кнопками политическую изношенную картумира
седнавиднымисиненькими,желтыми,коричневымии краснымистранами и
материками, среди которых раскидисто малинилось самое большое на карте пятно
-- СССР, уверенно опоясавшее середину земли.