Ивсебежит,
бежит зимник по Енисею, потом по лесу с горы на гору, с горы на гору.
По сено унас ездятдалеко. Покосов возле села нет.Нашесело средь
уваловискалстоит. ПокосынаФокинскойречке,наМалойиБольшой
Слизневке. А нашпокос на Манской речке. Манская речка впадает в реку Maну,
Мана в Енисей.Мы летом были сАлешкой на покосе, ловили хариусов в речке,
гребли сено, купались. Зимой мы на покосе никогда не были. Далеко и морозно.
Какой он, покос, зимою? Кто тамживет? Зайцы живуг, лисыживут. Имедведи
живуг. Они караулят наше сеноине пускают к немудикихкоз.Есликозы
съедят зарод, что тогда останется корове? Но медведь их не пускает к зароду.
Да иувеземмысено.Сложим насанивбольшой-большой воз, до неба, и
увезем. Ябудусидетьна самом высоком возу, иАлешка тоже. Адедушка и
Кольча-младший будут идти сзади, курить, на лошадей покрикивать.
Мы едем по сено. Едем, едем, едем...
--Бр-р-рам!-- повалилсяяс воза,подскочил,вочто-то головой
торнулся,аж искры из глаз брызнули. Нонадо мной должно быть небо, как же
так?
Я поднял голову, --а вместо неба -- щелястый потолок, вместо саней --
горячаярусская печка,иникакоговоза, никакогосена. Бабушкавкути
уронила пустуюподойницу, я с перепугу треснулся башкой об потолок. Бабушка
клянет кошку -- всегда у нее кошка во всем виновата.
Я с печки долой, заглянул в горницу -- кровать Кольчи-младшего закинута
одеялом. Яна полати -- деда нету. Глянул на вешалку--дох нету. И понял
все.Изапел.Бабушказанималасьсвоимиделами,гремела кринками,не
слышала.
Я поддал громче--никакоготолку.Тогда я кинулсяна печку, ткнул
сердито Алешку кулаком. Он с минугу пялился на меня.
-- Ме-ме-ме! -- показаля ему язык и ещесвистнул, мол,нашихнету,
уехали.
ИАлешкатожеударилсявголос.Ревелонпротяжно,басовито:
"Бу-бу-бу-у!"
-- Ий-я вотвампоору!-- наконецне выдержала бабушка. -- Ишь чего
удумали! По сено ехать! Сопли-то к полозьям приморозите, кто отдирать будет?
-- А зачем тогда сулили-и-и?
Алешка поддерживает меня, тянет: "Бу-у-у!" Бабушка снова не обращает на
насвнимания,а тути слезына исходе. Алешкино "бу-у-у" звучит уже едва
слышно.Пузырь,правда, выдулся из ноздрейу него сильный, да бабушкане
видела пузыря.
Я высунулся из-за косяка середней:
-- Зачем тогда сулили-и-и?
-- Ты чего на бабушку, на родну, зубы выставляш, а?
-- Ничего-о-о-о!
-- Ступай стайку чистить и ори там.
-- Не пойду-у-!
-- Как это не пойдешь?
-- Не пойду-у!
-- Я вот тебе не пойду! -- Бабушка вытянула меня полотенцем по спине, и
не больнонисколько, нообидно.
-- Не пойду-у-!
-- Как это не пойдешь?
-- Не пойду-у!
-- Я вот тебе не пойду! -- Бабушка вытянула меня полотенцем по спине, и
не больнонисколько, нообидно. Я залезобратнонапечку,завернулся в
старый полушубок и сказал себе, что не слезу с нее, пока не помру.
-- Трескать идите, обозники! -- позвала бабушка.
Янеотзывался,Алешкатрясменя заплечо,яотбросил его руку.
Пропадите все вы со своей едой!
-- Я кому сказала -- жратьступайте!-- повысила голосбабушка. -- У
меня делов позавязку, a оне тут распелись! А ну, слазьте с печки! -- И она
бесцеремонностянула спечкиАлешку,затем меняи ещетычкамне дала,
несильного, правда.
Мынехотяусаживаемся за длинный,какнары, кухонныйстол. Сегодня
мужиков дома нет и потому в середней не накрывают.
-- А умываться кто будет? -- поинтересовалась бабушка. -- Ну, вы у меня
достукаетесь,вы уменядостукаетесь! --пообещалаона. -- Эк ведь они,
кровопивцы, урос завели! Шагом марш к рукомойнику.
Согнали сонную вялость ледяной водой, веселее сделалось. Ели картошки в
мундирах,парныммолокомзапивали,инасещенет-нетдавстряхивало
угасающими всхлипами. Бабушка, пригорюнившись, глядела на нас.
--Дурачки вы,дурачки! Еще наробитесь,ещенаездитесь.Какие ваши
годы! Вот подрастете -- и по сено, и по солому, и в извоз...
-- На будущий год, да?
-- На будущий год уж обязательно. На будущий год вы уж во какие большие
будете!
Я показываюАлешке палец итолкую, что вбудущем годунас уже точно
возьмут по сено, и он киваетголовой. Рад Алешка,и ятоже рад. Мы весело
метнулись на улицу, убирали навозиз стайки, пехаломвыталкивалиснегсо
двора, разметали дорогу перед воротами,чтобылегче с возами въезжать.Мы
готовились встречать деда и Кольчу-младшего ссеном. Мы станемкарабкаться
на воз, таскать и утаптывать сено.
То-то потеха будет!
Бабушка отстряпалась, сунула нампо пирогу с капустой,загнала нас на
печку, вымыла пол, вытрясла половики, в доме стало свежо и светло.
Целый день бабушка былав хлопотах,будто передпраздником. И только
после того,каквторой раз подоила корову, процедила молокоинаминугу
присела возле окна, буднично сказала:
-- Господи-батюшко, умаялась-то как! -- тут же она озабоченно поглядела
в окно: -- Ой,чЕжемужиков-то долго нету?Уж ладно лиуних? --Она
выбежала наулицу, поглядела, поглядела и вернулась: -- Нету! Ох, чуетмое
сердце нехорошее. Может, коньногу повредил? ИэтаЛысуха, этаведьмас
гривой!Говориланепокупатьее,дакнепослушались,приобрелиодра
ошептанногоТеперь вот надсажаются небось...
Так бабушка ворчала, строила догадки, кляла каких-то, нечистых на руку,
людей и то и дело выбегала наулицу.