..
Так бабушка ворчала, строила догадки, кляла каких-то, нечистых на руку,
людей и то и дело выбегала наулицу. Потом у нее возникли новые дела, и она
заставила нас встречать подводы. Когда же совсем завечерело, бабушка сделала
окончательный вывод:
-- Так яизнала! Такя изнала! Эта Лысухахорошо везет, да часто
копыто отряхивает! Покуль ее лупишь,потуль и везет. У еЕ и глаз-то чисто у
Тришихи-колдуньиОх,тошномне,тошнехонько!Ладно,еслинаУсть-Мане
заночуют, а что, как в лесу, в этакую-то стужу! Робятишки, вы какого дьявола
задницы на пече жарите?!А нуступайтенаЕнисей, поглядите. И сидят,и
сидят! То домой не загонишь, а тут сидят...
МыпобежалинаЕнисей.Увиделиобоз,тихий, мирный,усталый.Он
поднимался по взвозу,к дому заезжих. А нашихнет.Спросили обозников, не
видели лиони дедушку иКольчу-младшего? Но обозники верховские. Они ехали
подругой стороне Енисея, по городскому зимнику,и противселапереехали
реку.
Бабушка встретила нас еще в сенках:
-- Ну?
-- Нету. Не видать.
--Ой, горе,горе!Да что же это такое! -- Она посеменила в горницу,
крестясь на ходу, под образами пала на колени: -- Мать Пресвятая Богородица!
СпасиисохранирабовБожьих,пособи им сенодовезти,неизувечь, не
изурочь. И Лысуху, Лысуху усмири!
В доме наступило отчаяние. Полное. Бабушка всплакнула в фартук. Мы было
взялись поддержать ее, но она прикрикнула на нас:
-- А вы-точЕ запели? Может, еще и ничего такого худого и нету. Может,
просто задержались, воз завалили либо что? И нечего накаркивать беду!..
Когда мывсеизнемогли, устали ждать изажгли лампу, утешаясь только
тем, чтонаши заночевали на Усть-Мане, бабушкаглянула вокно ипорхнула
оттуда к вешалке:
-- Робятишки! Вы какова лешака смотрели? Мужики-то уж выпрягают!..
Нас как ветром сдуло с печки. Надернули валенки на босуногу, шапчонки
на головы, чтоподруку попало -- на себя и выкатились во двор. А во дворе
теснотища. Тривозасеназагромоздилиего,ворота настежь.Яс ходу к
дедушке,ткнулсяносомвегохолодную, мохнатуюсобачьюдохус одной
стороны,Алешка --с другой. Бабушка ворота запирала икакни вчемне
бывало спрашивала:
-- Чего долго-то?
-- Дорога в замЕтах. В Манской речке версты две целикпротаптывали, --
ответил Кольча-младший тожебуднично.ОнвыпрягалЛысуху и покрикивал на
нее. Дедушка молча потрепал нас по шапкам и отстранил.
-- Деда, а деда, сено сегодня будем метать или завтра?
--Сегодня, сегодня,--ответилзанегоКольча-младший, имыот
восторга завизжали и скорее, скорее унеслипод навес дуги,сбрую. Мы лезли
вездеи всюду, на насворчали мужики идажелегонькохлопали связанными
вожжами. Кольча-младший вилами один раззамахнулся.
Кольча-младший вилами один раззамахнулся. Но мы не боимся вил--
это острая орудья, ею ребят не бьют, ею только замахиваются. И мы дурели, не
слушались, карабкались на возы, скатывались кубарем в снег.
--Выдождетесь,выдождетесь!--обещалинамтобабушка,то
Кольча-младший. Дед помалкивал.
Конейзакинулипопонамии увеливконюшню.Оглобли саней связали.
Сыромятныезавертки,растянутые возами, отходили,потрескивали.На санях
белый-белый леснойснег. Все видно хорошо,потому чтовнебе,студеная,
оцепенела луна, множество ярких звезд, снег повсюду мигал искрами.
Пришли дядя Иван и его сыновья, сродные братья нам, Ваня и Миша, да еще
тетка Апроня. И началась шумная работа.Отвязали бастриг на первом возу. Он
спружинил,подскочил иуцепился в луну, будтопушка. Возтемнымпотоком
хлынул на снегизанял половину двора. Второйвоз свален,третий свален.
Сена --гора! Откуда-то взялась корова. Ест напропалую.Отгонятсодного
места, она из другого хватает --у нее тоже праздник.Собака забраласьна
сено.Ее вилами огрели. Нельзя собаке на сене лежать -- корова сено есть не
станет. Собака горестно взлаяла и убралась поднавес. А мы уже на сеновале,
ибабушка снами.Намдали самую главнуюработу --утаптывать сено. Мы
топтали,падали,барахтались.Мужики бросали огромные навильники в темный
сеновал ировнобы ненароком заваливалинас.Глухо, душностанет, когда
ухнетна тебянавильник. Рванешься, словно изводы, наверхипоплывешь;
поплывешь, но еще неуспеешь отплеваться от сенного крошева, забившего рот,
-- снова ух на тебя шумный навильник. Держись, ребята, не тони!
-- Ребятишки, вы живые там?
-- Живы!
-- Упрели небось?
-- Не-е!
Нояуже весь мокрый иАлешка мокрый. Mы топчем сено, плаваем в нем,
барахтаемся и дуреем от густого, урЕмного запаха.
Перекур.
В изнеможении упали на сено, провалились в нем по маковку. Мужики курят
во дворе, тихо говорят о чем-то. Бабушка стряхивает платок.
-- Баб! -- окликнул я ее. -- Ты можешь траву узнать или цветок?
Бабушкау насмногиетравы ицветки целебные знает, собираетих на
зиму.И знает их нетолько поназваниям,но и по запахам, ипо цвету, и
какую траву от какой болезни пользуют, доктора у нас на селе нету, так ходят
к бабушке лечиться от живота, от простуды, отсердца.Воттолько самой ей
некогда болезни свои лечить.
-- Ну где же я впотемках-то? -- ответила бабушка, но таким тоном, что
нам совершенно ясно -- это онамалыйкуражнапускает.Пошарив подле себя
рукой, бабушка подозваланас и показалапри лунном свете, падающем в проем
дверей: --Вотэто осока. Легкоотличается -- жестка, сшипом,почти не
теряетцвету. По Манской речкееемного. Авотэта, -- отделяет онаот
горсти несколько былинок, -- метличка. Ну,ее тоже хорошо знатко.