Первымитеряют своюсияющуюбелизнуоблака ипостепенно
начинают алетьвсе больше и больше, словно их,столь надменно безучастных,
очень взволновал все ускоряющийсязакат светила. Потом, внезапно, из горных
кручподнимаются тени, которыеднем поодиночке хоронилисьза деревьями; и
вот сейчас они,будто осмелев, соединяются толпами, взмывают черной завесой
из впадин ввысь, и в изумленную душу закрадывается тревога: не захлестнет ли
этамгла исами вершины, опустошив изатмив весь гигантскийкругозор,-
легким морозцем уже потянуло из долин, и дуновение это усиливается. Но вдруг
вершины озаряются каким-то новым светом, более холодным и блеклым, и глядь -
в ещене померкшей лазури уже появилась луна. круглымфонарем онаповисла
высоконад ложбиноймеждудвумя самымивысокимигорами, и все, что лишь
минутуназадбыложивописнойкартинойсеемногоцветьем,начинает
превращатьсяв силуэтноеизображение, вконтурычерно-белогорисункас
крохотными, смутно мерцающими звездами.
В полном самозабвении Кристина не сводитзавороженного взглядас этой
гигантскойсцены,где беспрерывносменяются декорации.Подобнотому как
человек,чей слухпривык лишь к нежнымзвукам скрипки и флейты, чувствует
себяпочти оглушенным, услышав впервыебурное тутти целого оркестра, так и
ее чувства затрепетали привиде этого величественного красочного спектакля,
неожиданно показанногоприродой.Вцепившисьруками в перила, она сморит и
смотрит, не отрывая глаз. Никогда в жизни онане глядела так пристальнона
какой-нибудь пейзаж,никогда еще с такой полнотой не отдавалась созерцанию,
не погружаласьцеликомв собственные переживания.Всяеежизненная сила
словносконцентрировалась,каквфокусе,вдвухизумленных зрачкахи
устремилась, позабыв о себе и о времени, навстречу природе. но, к счастью, в
этомдоме, где все предусмотрено,существуети стаж времени, безжалостный
гонг,которыйтриждывденьнапоминаетпостояльцамоб ихобязанности
насладитьсяроскошью.ПрипервомраскатистомударемедиКристина
вздрагивает.Ведьтетя строго-настрого велела не опаздывать, скорей-скорей
одеться к ужину!
Какое жеизновыхплатьевнадеть?Всеони такиечудесные,лежат
рядышкомнакроватиичутьсветятся,словнокрыльястрекозы;очень
соблазнительно блестит в тени темное, но Кристина решает, что скромнее будет
-цветаслоновойкости.Онаосторожно, сробостью беретего вруки и
любуется. Не тяжелее носового платка или перчатки. быстростягиваетс себя
свитер,снимаетгрузныеботинки,толстыеспортивныеноски,долойвсе
громоздкое, тяжеловесное, ей не терпится ощутитьнеизведанную легкость. Как
всенежно, как мягко и невесомо. Однолишь прикосновение к новому дорогому
бельювызываетдивноеощущение. Пальцыеедрожат,она поспешно снимает
старое,грубое полотняное белье,и по коже ласковой теплой пенойструится
новая мягкаяткань.
Кристина невольно протягивает руку к выключателю, чтобы
зажечьсвет и оглядеть себя,нов последнеемгновение опускает ее: лучше
продлить удовольствие ещеминутой-другой ожидания.Кто знает, можетбыть,
эта изумительно легкая тканькажетсянежной как пух только в темноте,а в
ярком, резком освещении ее чары исчезнут? Так, теперь, после бельяи чулок,
платье. Бережно - ведь оно принадлежиттете-Кристинаподставляетсебя
ниспадающей шелковой волне, прохладной, сверкающей,которая сама стекает по
плечам, покорнооблегаятело, этоплатьесовершеннонеощутимо, онокак
ветер, как уста воздуха, нежно скользящие по коже. Но хватит медлить, терять
времянапредвкушение, быстрееодевайся,и тогда ужполюбуешьсясобой!
Теперь туфли; поправь,пройдись;слава богу, все! И наконец - дажесердце
замерло - остается бросить первый взгляд в зеркало.
Рука поворачиваетвыключатель, и лампавспыхивает.Сэтойвспышкой
померкшая было комната опять расцвела, опять появились яркие обои, блестящая
мебельи весь новый фешенебельный мир. Кристинеи любопытно ибоязно, она
еще не решается встать перед зеркалом так вот сразу и лишь сбоку заглядывает
вкрасноречивоестекло, вуголкекоторого отражаетсяполоска пейзажа за
балкономикусочеккомнаты.Длянастоящейрепетициипоканехватает
мужества. Не будет ли она выглядетьеще смешнее, чем в своемпрежнем, тоже
одолженномплатье, неброситсялив глаза и другим,и ейсамой скрытый
обман?Онамедленно,бочком,бочкомподступаеткзеркалу,какбудто
скромностью можноперехитритьиодурачить неумолимогосудью. Зеркало уже
перед ней,но глаза ее по-прежнемуопущены,она никак не отваживаетсяна
последний решительный взгляд. тут снизу доносится второй удар гонга: медлить
большенельзя! Внезапно решившись, онаделаетглубокийвздох,как перед
прыжком в воду, затем поднимает глаза. И, подняв, вздрагивает виспуге, она
действительно так пугается неожиданного зрелища,что невольно отступаетна
шаг.Дактожеэто?ктоэтастройнаяэлегантнаядама, котораячуть
изогнувшись назад,полуоткрыврот и распахнувглаза,смотритнанеес
неподдельнымизумлением?неужелиэтоонасама? Бытьне может!Онане
произноситэтого вслух, ноименно эти слова непроизвольно хотели слететь с
ее губ. И удивительно: там, в зеркале, губы шевельнулись.
УКристиныдухзахватило.Никогдаеще,дажевмечтах,онане
представляласебя такойпрекрасной, такой юной, такой нарядной; ведь у нее
теперьсовсемдругиегубы- красные, четкоочерченные,другие брови-
тонкие,изогнутые,шея,которая вдруг открыласьсветупод взметнувшейся
золотой шапкой волос, икожав блестящем обрамлении платья совсемдругая.
Все ближе и ближе подступает Кристина,чтобы опознать себя в этой картинке,
ихотяпонимает,что в зеркале она, тем не менее не осмеливается признать
этодругое"я" настоящим ипрочным,ее не оставляет страх, что стоитей
приблизитьсяещенадюйм, сделать резкое движение,как блаженное видение
растает.