Только теперь она почувствовала себя равноправной.
И тут же новое подтверждение. Не успевают они подойти к столу, как дядя
с изумлением восклицает:
- О, вот это сюрприз. Нет, это же надо, как ты принарядилась! Чертовски
здорово, о, пардон, я хотел сказать: ты замечательно выглядишь.
СноваКристинупронизываеттеплаядрожь,иона,покрасневот
удовольствия, пробует отшутиться:
- Дядя, ты, я вижу, собираешься одарить меня и комплиментами?
- Ещекак! - смеется тот и неожиданнодля самого себя приосанивается.
Сморщенная на грудирубашка расправляется, дядюшкиной флегматичности как не
бывало,егоглазкискрасноватымвеками,утонувшиевжирныхщеках,
загораютсялюбопытством, в них даже чуть ли не мелькают искорки желания. Он
испытываетявноеудовольствиепривиде внезапнопохорошевшей девушкии
становитсянеобычнооживленным и разговорчивым, рассыпаясьв восторженных
комплиментах еевнешностии показывая себя знатоком предмета, он проявляет
несколько повышенный интерес к деталям, так что тетя вынуждена прервать его.
- Не кружидевчонке голову, - смеется она, - молодые сделают это лучше
тебя и тактичнее.
Тем временемприблизились официанты;словно причетники уалтаря, они
почтительно стоятвозле стола в ожиданиизнака. Странно, почемуяих так
бояласьднем, думает Кристина, это скромные, вежливые иудивительнотихие
люди, которым, кажется, толькои надо,чтобы их совсем не замечали. Теперь
она ест не стесняясь, робость пропала, после долгой дороги голод дает о себе
знать. немыслимовкусны маленькиепирожки с трюфелям, и жаркое, окруженное
грядкамиовощей,ипенистыймусс,инежное желе,которыевсякийраз
заботливо подают ей на тарелку серебрянойлопаточкой; ейне надони о чем
беспокоиться, ни о чем думать, и, собственно,она уже ничему не удивляется.
Здесь вообщевсе удивительно,и самое удивительное, что онавправездесь
находиться, здесь, в этомсверкающем зале, гдеполно народу ивсе женет
шума,где такиенарядные и, наверное, очень знатные люди,она, которая...
нет, нет, не думать об этом, не думать, забыть, пока она здесь...Но больше
всегоейповкусувино.Должнобыть,егоделаютиззолотистых,
благословленных южным солнцемягод в дальних, счастливых и добрыхстранах;
янтаремсветитсяоновтонкомхрустальномбокалеикакимнежным,
прохладно-скользящимшарикомдолжноперекатыватьсяворту?Враздумье
Кристинасначала отваживаетсяна робкийглоток,но дядя,воодушевленный
радостнымвидомплемянницы,провозглашаетновыеиновые приветственные
тосты, и она, поддавшись соблазну, осушает бокал за бокалом.
И независимо от ееволи исознания язычок ееначалболтать. Тут же,
словно пенистая струяшампанского из откупореннойбутылки, брызнул легкий,
игривыйсмех; она самапоражена,какбеззаботно ивеселото заливается
смехом, то болтает, в ней будто разжались тиски страха, сжимавшие сердце.
Тут же,
словно пенистая струяшампанского из откупореннойбутылки, брызнул легкий,
игривыйсмех; она самапоражена,какбеззаботно ивеселото заливается
смехом, то болтает, в ней будто разжались тиски страха, сжимавшие сердце. Да
и к чему здесь страх? Ведьони такие добрые, тетяс дядей, и эти нарядные,
элегантные люди вокруг все такие учтивые, хорошие, какой чудесныймир,как
прекрасна жизнь.
Дядясбодрымвидом привольновосседаетнапротив;развеселившаяся
племянница чертовски забавляетего...Эх, вернуть бы молодые годы, мечтает
он,иобнять такую вотзадорную бесовку, да покрепче. Он чувствует себя в
приподнятомнастроении,освеженным,воодушевленным,чутьлинеудалым
молодцом;обыкновеннофлегматичныйиворчливый,он,тряхнувстариной,
вспоминает всевозможныешутки исмешные истории, порой даже пикантные; ему
инстинктивнохочетсяразжечьогонь,возлекоторого такприятно погреть
старые кости. Он,как кот, урчитотудовольствия,в пиджаке жарко,лицо
подозрительно раскраснелось, он вдруг сделался похожим на Бобового короля на
картине Йорданса, с пунцовыми от наслаждения и вина щеками. Снова и снова он
пьетза племянницу и уже собираетсязаказатьшампанское,о тут смеющийся
страж, тетя, останавливает его руку и напоминает о предписании врача.
Темвременемвсоседнемзалеподнялсяритмичныйшум:зазвенела,
загудела, забарабанилаизаквакала,словновзбесившиесяорганныемехи,
танцевальная музыка.МистерЭнтони,положив свойбразильский "початок" в
пепельницу, подмигивает:
- Ну? По глазам вижу - плясать хочется.
-Только с тобой,дядя! -задорноотвечает плутовка (господи, уж не
захмелела ли я?). И опять хохочет; в горле у нее застряла какая-то смешинка,
которая при каждом слове побуждает заливаться веселой звонкой трелью.
- Не зарекайся!- ворчит дядя. - Здесь есть чертовски крепкиеребята,
такие, то трое, вместе взятые,моложе меня и танцуют в семь раз лучше,чем
я,старая перечница. Нуладно, на твоюответственность:ели неробеешь,
давай пошли.
Со старомоднойгалантностью онпредлагаетейруку,Кристинаберет
кавалера под локоть и, хохоча,болтая, изгибаясь от смеха,шествует рядом;
за ними, подтрунивая, следует тетя, музыка гремит, зал полон света и красок,
людивокруг смотрят приветливо, с любопытством, официанты спешно отодвигают
какой-то столик, все здесь мило, весело, радушно, и не надо особой смелости,
чтобыкинуться впестрый водоворот. ДядяЭнтони всамомделе немастер
танцевать, поджилетом прикаждом шаге колышется солидное брюшко, иведет
партнершу седовласый дородный господин нерешительно и неуклюже. Вместонего
зато ведет музыка - дробная,с резкимисинкопами, зажигательная, вихревая,
сатанинская музыка. Каждыйудар тарелок пробираетдо костей,но затокак
чудесноразмягчаютсуставы тут же вступающие скрипки; у четкоотбиваемого
ритмамертваяхватка,онвстряхивает,разминает,топчети порабощает.