Поворот за угол,вверх по темнойскрипучей деревяннойлестнице-и
Кристина входитв мансарду убогого крестьянского дома;здесь, вкомнате с
маленькими оконцами, она живет с матерью. Широкий навес кровли над фронтоном
- защита от снега зимой - ревниво заслоняетсолнце в дневные часы; лишь под
вечер тонкий,ужеобессиленныйлучикненадолгопроникаеткгеранина
подоконнике.Поэтомувсумрачноймансарде всегдазатхло и сыро,пахнет
подгнившими стропилами и непросохшими простынями; стародавние запахи въелись
в стены,как древесный грибок, - вероятно, в прежниевремена этамансарда
была просто чердаком,куда складывали разный хлам. Но в послевоенные годы с
ихсуровой жилищнойнуждой запросы улюдей становилисьскромными,и они
благодарилисудьбу,есливообще представляласьвозможностьпоставитьв
четырехстенахдвекровати,столистарыйсундук. Даже мягкое кожаное
кресло, доставшееся по наследству, занимало здесь слишком много места, и его
за бесценокпродалистарьевщику,очем теперь очень жалеют:всякий раз,
когда у старой фрау Хофленер распухают от водянкиноги, ейнекуда сестьи
приходится лежать в кровати - все время, все время в кровати.
Отекшие, похожие на колоды ноги, угрожающая венозная синева под мягкими
бинтами - всем этим уставшая, рано состарившаяся женщина обязанадвухлетней
работе кастеляншей ввоенномлазарете, которыйразмещалсяв нижнем этаже
здания без подвала, отчего тамбыло очень сыро. С тех пор ходьба для тучной
женщины стала мучением,она неходит, а елепередвигается с одышкой и при
малейшемнапряжении иливолнении хватается за сердце. Она знает, что долго
не проживет.Какоесчастье еще,чтов этой неразберихепослесвержения
монархии деверю, имевшему чин гофрата, удалось выхлопотать Кристине место на
почте.Пускай ивзахолустье, иплатят гроши, а все-таки хоть как-то они
обеспечены,крыша надголовойесть,в комнатенке дышатьможно,правда,
тесновата она, ну и что, все равно к гробу привыкать надо, там еще теснее.
Постоянно пахнетуксусом и сыростью, хворью и больничной койкой; дверь
в крохотнуюкухню закрывается плохои и оттуда душной пеленой ползет чад и
запахподогретойпищи.ЕдваКристинавошлавкомнату,кактутже
непроизвольным движениемраспахнула закрытое окно.Отэтого звука мать со
стоном проснулась. Иначе она неможет, всегда, прежде чем пошевелиться, она
издаетстон,подобныйскрипурассохшегосяшкафа, когдакнемутолько
приблизишься, ещенедотрагиваясь;такдаетосебе знатьвещийстрах
пораженногоревматизмомтела,предчувствующегоболь,которуювызывает
малейшее движение. Затем старая женщина спросила, поднявшись с кровати:
- Что случилось?
Ее дремлющее сознание уже отметило, что еще не время обеда, еще не пора
садитьсязастол. Значит, случилось что-тоособенное. Дочь протягивает ей
телеграмму.
Медленно - ведь каждое движение причиняет боль - морщинистая рука шарит
впоискахочков наприкроватной тумбочке;проходитвремя, пока стекла в
металлической оправене найденысреди аптечных пузырькови баночекине
водружены на нос.
Значит, случилось что-тоособенное. Дочь протягивает ей
телеграмму.
Медленно - ведь каждое движение причиняет боль - морщинистая рука шарит
впоискахочков наприкроватной тумбочке;проходитвремя, пока стекла в
металлической оправене найденысреди аптечных пузырькови баночекине
водружены на нос. И едва старая женщина успела разобратьнаписанное, как ее
тучное тело вздрогнуло,словно отудара электрического тока, заколыхалось;
жадноловя воздух,онаделает шаг, другой ивсейсвоей огромноймассой
приваливается к Кристине. Горячо обняв испуганную дочь, она дрожит, смеется,
пытаетсячто-то сказать, задыхаясь,нонеможет инаконец, обессилеви
прижаврукик сердцу, опускается на стул. Минуту онамолчит, глубоко дыша
беззубым ртом.А затем с дрожащихгуб слетают невнятныеобрывки фраз, она
заикается, путает и глотает слова, на ее лице блуждает торжествующая улыбка,
но от волнения она запинается ещебольше,жестикулирует еще горячее, ипо
дряблымщекамуже текутслезы.Бессвязныйпотоксловнизвергаетсяна
Кристину, которая пришла в полноезамешательство.Слава богу, чтовсе так
благополучносложилось,вот теперь ей, никомуне нужной, больной старухе,
можно спокойнопомирать. Вот ради этого онаи ездилавпрошлом месяце, в
июне, к святымместами молилась только ободном: чтобы Клара,сестрица,
приехалараньше, чем она, Мари, помрет, чтобыпозаботилась и еедоченьке.
Ну, теперь она довольна. Вот, вот тут написано -пускай Кристль приезжает к
нейв гостиницу, смотри,и нателеграмму потратилась, а двенедели назад
даже сотню долларов прислала,да, золотое у неесердце,у Клары, и всегда
онабыла такой доброй и милой. А этой сотнихватит, наверное, не только на
дорогу, но ичтобыразодеться,каккнягиня, прежде чем явишься к тете на
шикарный курорт. Да, там у доченьки глаза разбегутся, уж там она увидит, как
привольно живется людям знатным,с деньгами. Впервые она сама хотьпоживет
как человек, и, видит бог,она это честно заслужила, Ну что она досих пор
видела вжизни - ничего, только работа, служба и всякие хлопоты, а вдобавок
еще забота оникчемной,больной, унылойстарухе,которойдавнопорав
могилу,и поскорее, чегоуж тут.Из-за нее даиз-завойныпроклятойу
Кристльвсямолодость испорчена, какподумаешь, чтолучшие годы пропали,
сердце разрывается. Ну да теперь она найдет свое счастье. Только пусть ведет
себя поучтивее с дядейи тетей, всегда учтиво и скромно,и пусть не робеет
передтетей Кларой,у неезолотоесердце,добрая душа,онанепременно
поможет родной племяннице выбраться из этой глуши, из вонючей деревни, а ей,
старой, все равно помирать. И еслитетя подконец предложит ехать сними,
пусть непременно уезжает, ничего тут хорошего неосталось, и страна гибнет,
и людидурные, а о ней, старухе,беспокоиться нечего.Место вбогадельне
всегданайдется,да и сколькоона ещепротянет?..Ах, теперьона может
спокойно умереть, теперь все хорошо.
Закутанная вшалиповерх сорочек и нижних юбок,старая, расплывшаяся
женщина, пошатываясь, топает слоновьиминогами взад-вперед по комнатетак,
что трещат половицы.