Проделывая это, Джафримель нахмурился, и вид у него был такой сосредоточенный, что у меня сжалось сердце. Волосы упали ему на глаза, а выражение лица было как у юноши на первом балу в Академии, когда он закалывает булавкой корсаж партнерши.
— Наверное, — промолвил он, проводя пальцем по моей щеке, — я недостаточно хорошо тебя понимаю. Прости.
Мне стало больно. По-настоящему, физически больно.
— Джаф... все хорошо. Правда... Спасибо тебе.
«Спасибо тебе. Ничего получше не могла придумать — два нелепых словечка. Проклятье, Дэнни, почему бы тебе не сказать то, о чем ты на самом деле думаешь?»
Я схватила его за руки и, пока он смотрел на меня сверху вниз, пролепетала:
— Мне жаль, что я не могу... быть лучше.
«Лучше? Да я настоящая стерва и совсем тебя не заслуживаю! Но я люблю тебя».
— Ты именно такая, какой должна быть, хедайра. Я не променяю тебя ни на кого.
Он сжал мои руки, потом выпустил их, прошел через комнату и поднял хорошо знакомый продолговатый предмет.
— И я тоже ни на кого не променяю тебя.
Я воскликнула это в тот самый миг, когда наши глаза встретились. Этот обмен взглядами стоил всего, что было у меня в жизни.
Он вручил мне меч так, как это сделал бы сам Йедо, — рукоятью вперед и с легким поклоном. Я приняла оружие и почувствовала, что полностью пришла в себя и готова к действиям.
— Странно, но твой меч совсем не пострадал от пламени.
— Его дал мне Йедо.
«Способен ли этот меч убить демона? Надеюсь, что да. Такое оружие может потребоваться мне очень скоро».
— Джаф, но ведь это был не просто огонь. Как ты...
— Не забывай, огонь — родная стихия моего племени. Никакое пламя не повредит мне, даже то, которое люди научились высвобождать из атома. Сталь, дерево, свинец, огонь — ничто меня не возьмет.
Он сложил руки за спиной.
«Жаль, что я этого не знала».
— Наконец-то ты мне об этом сообщил.
Неосознанное, но острое чувство вины прошло, сменившись ощущением того, что мы понимаем друг друга. Мне не нравилось спорить с ним, в спорах я была не сильна.
— Я не хотел утомлять тебя лишней ерундой, а это не казалось мне важным, — сказал он и задумчиво замолчал. — Я думал, разговор на такую тему тебя встревожит. Но если тебе будет легче, могу и рассказать.
Если бы он вдруг вспрыгнул на буфет и объявил о намерении заделаться незарегистрированной секс-ведьмой, чтобы шляться по сточным канавам в Старом Дели, это удивило бы меня меньше.
— Отлично, — отозвалась я.
Потом потянула за рукоять и вытащила из ножен несколько дюймов блестящего металла. Джафримель был прав: пламя не оказало на клинок никакого воздействия. Голубое свечение осталось тем же, ничего не изменилось. Вспомнив о том, что реакторное пламя воздействует на структуру металла, делая его хрупким, я осторожно проверила меч с помощью энергии и убедилась, что повреждений нет.
— Хотелось бы мне знать, кто ты на самом деле, — произнесла я.
К кому обращены эти слова? К моему падшему возлюбленному, к мечу или к тому демону, которого мы выслеживали? А может быть, ко мне самой.
Прежняя Данте попыталась бы избавиться от Джафримеля оттолкнула бы его, не простила ему уклончивых и обманчивых слов. Не стала бы слушать никаких объяснений и оправданий, даже самых искренних. Данте Валентайн умеет дружить, но только до тех пор, пока ее не предали. Я вычеркивала из своей жизни людей за гораздо меньшие проступки.
Однако я простила Джейса. Вся его ложь, все его ошибки не смогли перевесить его стремление защитить меня. Я была в долгу перед ним за его спокойную, неизменную, заботливую любовь ко мне — обезумевшей от горя некромантке, наполовину превратившейся в демона, измученной и уязвимой.
Я простила ему даже то, чего клялась никогда не прощать.
Я становлюсь мягче? Или взрослее.
Вот что самое странное: если бы не Джафримель, я бы так и не научилась прощать, в первую очередь саму себя. Не чудно ли — учиться прощению у демона! Абсурд.
Мои размышления прервал мягкий голос Джафримеля.
— Я твой падший. Это все, что тебе нужно помнить. Ты готова?
— Попытаться выяснить, кто пытался обрушить на меня самолет? Еще как готова.
Это прозвучало бодро, без предательской дрожи в голосе. Я справилась с собой.
— Данте...
Мое имя повисло в воздухе, как будто Джафримель хотел сказать больше. Я подождала, но ничего не последовало. Он замер, сложив руки за спиной, его глаза светились, волосы были взъерошены. Плащ колыхнулся, и выражение его лица слегка изменилось. Но лишь слегка.
— Ну что? — Я вскочила с кровати и вогнала клинок в ножны. — Я готова.
Он покачал головой и повернулся, чтобы вывести меня из комнаты.
— Эй! — окликнула я его. — Спасибо тебе. Правда. За то, что сохранил ожерелье. И за меч.
«Но больше всего за то, что спасаешь меня».
Мне показалось, что плечи Джафримеля напряглись, словно я его ударила.
Он кивнул — черные волосы разлетелись над плащом — и вышел из комнаты.
У меня не было времени гадать, что да как, — я просто последовала за ним.
Глава 28
Наш номер находился на третьем этаже дешевой гостиницы самого злачного квартала Новой Праги, и это место говорило само за себя.
Этот район когда-то, в туманных глубинах домериканской истории города, был иудейским кварталом. Во времена Пробуждения именно здесь знатоки Каббалы научили первых скинлинов словам Силы и посвятили их в тайну создания голема. После Семидесятидневной войны, когда были получены неопровержимые генеалогические доказательства пресечения прямой линии потомков Давида, против иудеев всколыхнулась волна недоверия, а их предвоенный союз с «Евангелистами Гилеада» усугубил положение, определив их судьбу.
В мире проживало множество генетических евреев, однако культура, заботливо сохранявшаяся ими на протяжении тысячелетий, оказалась под ударом из-за неисполнения пророчеств и неудачных союзов с евангелистами и, что необычно, с католической церковью. Конечно, война может породить самые причудливые альянсы, но даже ученые с богатым воображением не смогли понять, что именно подтолкнуло иудеев к сотрудничеству со своими исконными недругами. Возможно, ответ содержался в Гилеадских хрониках, но они погибли в ходе войны. Остается предположить, что причиной всему явилась способность Кохбы бен Гилеада внушать людям веру. Ведь не только нормалы, но и псионы считали его не просто пророком, а Мессией.
Любопытно, что иудейские псионы в большинстве своем оказались церемониалами, наделенными даром возглашать Девять канонов и изменять реальность. По существу, от иудейской культуры сохранился только скинлинский жаргон, используемый при голосовом мутационном воздействии энергии на ДНК растений. И конечно, големы.
Не будь я так обеспокоена преследованием демона, я бы непременно осмотрела здешние исторические достопримечательности, особенно площадь Градчаны. Именно там самые последние, упорные иудейские сторонники Гилеада были уничтожены ядерным огнем. Однако сейчас меня интересовали не исторические экскурсы, а животрепещущий вопрос: кому это неймется меня убить? В Новую Прагу я всегда смогу вернуться.
Если останусь в живых.
Время было явно не дневное, поскольку возле двери, привалившись к стене и сложив руки на груди, стоял нихтврен. Он был в том же пыльном свитере и рабочих штанах, но в новых сапогах, начищенных до блеска.
— Ага, вот и она. — В его голосе звучало ленивое удивление, прищуренные глаза светились, как у ночного хищника. — Нынче ты выглядишь получше, belle morte.