— Прости, Джаф. Я идиотка.
Такие признания всегда давались мне легче, чем просьбы о прощении. Как боль от удара ножом, не доставшим до сердца.
— Не переживай, я и сам способен натворить глупостей, как и всякий падший ради хедайры, — сказал он, как обычно, прощая меня. — Ты говорила, что устала. — Джафримель коснулся моего плеча. — Иди спать.
«Ну вот, еще одна крупица информации: "Ради хедайры"».
— Отдай мне мои заметки, и я пойду.
Я вела себя как ребенок, готовый забыть капризы ради порции мороженого. Впрочем, он ведь и вправду гораздо старше меня. Сколько же ему лет? Может быть, он старше этих холмов?
Старшее дитя Люцифера. Падший и связанный со мной. «Как всякий падший ради хедайры».
Неужели за этим кроется нечто столь ужасное, что мне и впрямь лучше не знать правды?
Одно краткое движение, и на его ладони возник оригами-единорог. Я осторожно взяла бумажного зверя, слегка коснувшись кончиками пальцев кожи Джафримеля.
— Где ты научился их делать?
— Это долгая история, моя любознательная. Если хочешь, я расскажу тебе об этом.
Он не улыбнулся, но его плечи расслабились, а губы больше не были сжаты в тонкую суровую линию. И это выражение лица, словно он непонятно к чему прислушивается, тоже исчезло.
В кои-то веки я повела себя тактично.
— Звучит заманчиво. Ты можешь рассказать мне, пока я расчесываю волосы.
Джафримель кивнул. Теплый ветерок ерошил его волосы, успевшие отрасти со времени нашего знакомства.
— Великолепно. Веди меня.
«Что, черт возьми, он хочет сказать этим? Дом он знает гораздо лучше меня, и это я привыкла следовать за ним, как щенок».
— Знаешь, ты сегодня очень загадочный. Как видно, неспроста. Ну, пошли.
Я взяла его за руку, и он так сжал мои пальцы, что обычные человеческие кости могли бы и сломаться. Ответив крепким пожатием, я слегка призадумалась: Джафримель всегда учитывал мою хрупкость и первый напоминал мне об этом.
— Эй, ты в порядке?
Он кивнул.
— А'тай, хетайре а'нанкимель'иин. Дириин.
Его рот снова скривился, словно он отведал что-то горькое, хватка пальцев слегка ослабла.
— Когда-нибудь ты обязательно расскажешь мне, что это значит.
Я зевнула, неожиданно ощутив, что совсем выбилась из сил. Три дня взаперти в библиотеке — это не шутки. Добывать знания, пожалуй, труднее, чем охотиться за головами.
— Когда-нибудь. Только дай мне время.
Он повел меня из столовой, сжав мою руку, и я не возражала. Фолиант остался на столе. Никто его отсюда не заберет.
— Я дам тебе время. Уйму времени.
Позади нас через окна прокрадывалась разморенная солнцем ночь. Что мне оставалось делать? Я доверяла Джафримелю, а того, о чем он просил, у меня было в избытке. Поэтому я пошла за ним через наш тихий дом, а потом разрешила ему расчесать мои волосы. Да, он опять отвлек меня от вопроса о том, кто я, — но все же пообещал рассказать при случае, и этого было достаточно.
Глава 2
Я очнулась от транса более глубокого, чем сон, выбралась из колодца тьмы, где не было сновидений. Я не могла спать почти год, пока в моих снах пребывал Джафримель, и теперь возмещала это, каждые несколько дней проваливаясь в долгое забытье, подобное смерти. Джафримель уверял меня в том, что это нормальная для хедайры потребность в отдыхе: человеческая природа восстанавливается после перегрузки, вызванной демонической энергией и связанными с ней ощущениями. Избыточным усердием я истощила себя и всякий раз, когда Джафримель погружал меня в успокаивающий мрак, ощущала облегчение. Потом я пробуждалась, не имея ни малейшего представления о том, сколько времени прошло, а он всегда был рядом. Он ждал, пока я проснусь.
Но не сегодня.
Он ждал, пока я проснусь.
Но не сегодня.
Я прищурилась, прижав простыню к груди. Лунный свет лился в раскрытые высокие, во всю стену, окна, серебря гладкий мрамор; длинные синие бархатные шторы слегка колыхались на теплом ночном ветерке. Здесь, в Тоскано, все дома представляли собой огромные виллы, построенные для богачей Гегемонии. Этот особняк, встроенный в склон холма, смотрел на долину, где люди тысячелетиями возделывали оливки и пшеницу ради пропитания, теперь же оливковые деревья служили украшением ландшафта. Мои волосы разметались по подушке, успокаивающее прикосновение шелка слегка холодило кожу.
Я была одна.
Не поверив своим глазам, я пошарила рукой рядом с собой. На подушке Джафримеля осталась вмятина, в комнате витали запахи нас обоих — пряный и мускусный аромат демона и мой собственный, более легкий. Моя щека горела, мой изумруд светился, а алтарь — это бросилось мне в глаза, — сделанный мною из старинного, искусно украшенного дубового шкафа, окружало голубоватое свечение. Я повернула голову, и призрачный лучик света от моего изумруда отбросил на стену дрожащую тень.
Обнаженная, я выскользнула из постели и обхватила пальцами рукоять меча. Клинок запел, когда я вытаскивала его из лакированных ножен: тихий свистящий звук легкого скольжения смазанного металла, покидающего футляр из гладкой уплотненной древесины. Клинок озарил воздух голубоватым свечением впечатанных в самое сердце металла рун Девяти канонов — тайнописи, использование которой составляло отдельную магическую дисциплину. Йедо нарек этот клинок Фудошин, и я редко извлекала его из ножен.
У меня не осталось ничего, за что стоило бы сражаться.
Прошло уже немало времени с тех пор, как мой бог разговаривал со мной в последний раз. Я осторожно приблизилась к алтарю, опустилась на одно колено перед незримой границей между реальностью и святыней, затем поднялась и вступила в голубое свечение. Невидимый ветерок взъерошил мои волосы, а голубой свет скользнул по телу, как прикосновение Джафримеля.
«Где же он? Или он уходит, когда я сплю? Когда я просыпаюсь, он всегда рядом».
Эту мысль пришлось выбросить из головы: если я понадобилась психопомпу моего хозяина, значит, мне ничто не угрожает, а стало быть, не так уж важно, где в данный момент находится Джаф. Ведь спящим я его вообще никогда не видела и ничуть о том не беспокоилась. Это его личное дело.
Я стояла перед алтарем, сжав меч и пропустив клинок подмышкой назад и вверх, так что острие катаны соприкасалось с моим плечом. Моя щека горела, изумруд шипел, линии татуированного узора неистово метались под кожей.
Новая статуя Сехмет, установленная сбоку от моего покровителя Анубиса, светилась; это было все, что осталось от алтаря в моем старом доме в Сент-Сити. Анубис, темный на фоне голубого света, еле заметно кивнул. Чаша, поднесенная ему, опустела, вино исчезло. Я подняла руку и коснулась щеки кончиками пальцев, ощутив лихорадочно разгоряченную кожу, жарче крови демона.
Потом голубой свет вобрал меня. Я не упала, но опустилась перед богами на колени и почувствовала, что покидаю собственное тело.
В голубой хрустальный зал смерти прибыла новая сущность.
Я стояла на мосту, и овальный кокон света от изумруда якорем прикрепил мои ноги к камню. На мне было белое одеяние избранницы бога, подпоясанное эластичным чешуйчатым серебром. Моя рука сжимала новый, полыхавший мертвенно-бледным огнем меч.
Я не осмеливалась явиться сюда после смерти Джейсона Монро.
Трепещущие, прозрачные пелены душ сблизились, окружая меня. Для меня, некромантки, это было привычно, но я не видела той души, которую искала. Ни намека на единственный в своем роде узор, ни единой кристаллизованной нити психической и эфирной энергии, содержащей незримый отпечаток растрепанных пшенично-золотистых волос и голубых глаз.
Я невольно искала его и радовалась тому, что не нахожу.