Достализ
немецкого, свиной кожи портфеля фонарик и быстро осветил место, гдеупал.
Мох под лучом фонаря стал неестественно зеленым, каким-то изумрудным даже,
светился изнутри, как фосфор ночью в кабине пилота.
Вихрь вышел на дорогу, долго чистил березовой листвойсвоищегольские
тупорылые полуботинки, изношенные настолько,чтобынеказатьсяновыми:
гестапо здорово осматривает вещи при задержании, они в этом доки, ановые
вещи всегдаподозрительны.Сверилсяпокарте,гдеонсейчасдолжен
находиться, и полез вверх - по левую сторону от дороги. Ночной лес был ему
приятен-совсеминой,особой,стольнужнойсейчастишиной.Леса
незнакомого, и особенно ночного, боятся все: и те, которые ищут внем,и
те, которые в нем скрываются. Но те, которые ищут, боятся его больше.
Не разводя костра, он устроился под большой теплой елкой;вытянулсяс
хрустом и не заметил,какуснул-тяжелымсномслипкими,тягучими
сновидениями.
Проснулся он словно от удара: ему послышалось, что рядом кто-тотяжело
дышит. Он даже отчетливо понял, что дышит человек с насморком - в носу при
каждом вдохе хлюпало.
КОЛЯ, ОН ЖЕ ГРИШАНЧИКОВ
Он, пожалуй, дольше остальных ходил вокруг места приземления -сначала
маленькими кругами, а потом все бОльшими и бОльшими, - нобезрезультатно.
Никаких следов товарищей он не обнаружил.
Под утро Колявышелнапроселок.Возлеразвилкистояламаленькая
часовенка. На чисто беленной стене был прибит большой коричневый крест. На
кресте был распят Христос. Художниктщательнонарисовалнабеломтеле
Христа капельки крови в тех местах, гдеегорукииногибылипробиты
гвоздями. Над входом в крохотную часовенку виселаиконкапресвятойдевы
Марии: детское лицо, громадныеглаза,тонкиепальцыприжатыкгруди,
словно при молитве.
На полочке под крестом стоял стакан. В стакане догорала свеча. Пламя ее
в рассветных сумерках было зыбким и тревожным.
"Заграница! - вдруг подумал Коля. - Я - за границей! Как мы смотрели на
Ваську, когда он приехал с родителями из-за границы! Он приехал изПольши
в тридцать восьмом. Смешно: он сочинялнебылицы,амыемуверили.Он
говорил, что купался в гуттаперчевом море. Можноплавать,дажееслине
умеешь. "Вода, -говорилВаська,-держит.Специальная,американская
вода". Мы его даже не били, потому что он был за границей".
Коля вздрогнул, услыхав за спиной кашель. Обернулся.Вдверяхстояла
старуха. Она прикрывала рукой большую, только что зажженную свечу.
- Доброе утро, пани, - сказал Коля.
- Доброе утро, пан, доброе утро.
Старуха выбросила огарок из стаканчика,чтостоялподраспятием,и
укрепила в нем новую свечу, покапав стеарином на.донышко.Ветерлизнул
пламя,оновзметнулось,хлопнулоразадваиисчезло.Колядостал
зажигалку, высек огонь, зажег фитиль.
- Благодарю пана.
- Не стоит благодарности.
- Не стоит благодарности.
- Пан не поляк?
- Я русский.
- Это чувствуется по вашему выговору.Вычто,излагерявМедовых
Пришлицах?
- Нет. А какой там лагерь?
- Там живут те русские,которыеушлиснемцами.Тудакаждыйдень
приходит много людей.
- А мне сказали, что этот лагерь под Рыбны...
- Пану сказали неверно.
- Вы не покажете, как туда идти?
- Покажу, отчего же не показать, - ответиластарухаиопустиласьна
колени перед распятием. Она молиласьтихо,произносянеслышныебыстрые
слова одними губами.Поройоназамолкала,упираласьрукамивполи
склонялась в низком поклоне.
Коля смотрел на старуху ивспомнилбабушку,маминутетю.Онабыла
верующая, иКоляоченьстыдилсяэтого.Однаждыубабушкиупалаее
старенькая красная сумочка, в которой она носила деньги, когдаходилаза
покупками. Из сумки выпало медноеквадратноераспятие.Колязасмеялся,
схватил с полараспятиеисталдразнитьбабушку,апослезашвырнул
распятие в угол, под шкаф. Бабушка заплакала, а двоюродный брат мамыдядя
Семен, войдя в комнату,вгимнастеркебезпортупеи-онтолькочто
принимал ванну, - ударил Колю по шее, не больно, но очень обидно. Лицо его
потемнело, он сказал:
- Это свинство. Не смей издеваться над человеком, понял?
- Она верующая! - мальчик заплакал. Тогда ему было двенадцать лет, и он
был не безликим Колей или Андреем Гришанчиковым. Он был Сашенькой Исаевым,
баловнем дома, и его никто ни разу не ударял - нимать,нидядяСемен,
пока он жил у них, ни бабушка. - Онаверующая!-кричалон,заливаясь
слезами. - Поповка! А я пионер! А она верующая!
- Я тоже верующий, - сказал дядя Семен. - Я в свое, она - в свое.
Уже много позже он рассказал Коле, каквпервыегодыреволюцииони
брали дохлых кошек и бросали ихвокнахолоднойцеркви,гдемолились
старикиистарухи,вымаливаяусвоегоБогапобедыкрасным,своим
детям-безбожникам. И у одной старухи случился разрыв сердца, когдавнее
попали дохлой кошкой, а у нее нарукахбыличетверомалышей:матьих
умерла от голода, а отец был красный командир у Блюхера.
Полька поднялась с колен:
- Пойдемте, я покажу вам, как добраться до Медовых Пришлиц.
Коля достал из кармана пачку немецких галет:
- Вот, мамаша, возьмите. Внукам.
- Спасибо, пан, - ответила старуха, - но мы не едим немецкого...
Они шли со старухой по дороге, которая вилась средиполей.Вдали,на
юге, громоздились горы. Они были в сиреневой утренней дымке. Когда Коляи
старуха поднимались на взгорья, распахивался громадный обзор:местабыли
красивые, холмистые, поля разрывались синими лесами,торчалиостроверхие
крышикостелов,ониказалисьигрушечными,видноихбылозамногие
километры, потому что воздухбылпрозрачен,какводараннимутромв
маленьких речушках с песчаным дном - каждуюпесчинкувидно,словнопод
микроскопом.