-- Я не собирался расставлять вам ловушку.
-- Я в этом уверен, -- сказал я.
-- Дайте подумать, -- продолжал он. -- Завтра воскресенье. Приходите ко
мне в понедельник утром, в восемь часов, а до этого обещайте молчать.
-- Охотно обещаю, милорд. А о том, что я от вас слышал, обещаю молчать,
пока богу будет угодно продлевать ваши дни.
-- Заметьте, -- сказал он затем, -- что я не прибегаю к угрозам.
-- Это еще раз доказывает благородство вашей светлости.Но все же я не
настолько туп, чтобы не понять смысла не высказанных вами угроз.
--Ну, спокойной ночи,-- сказалГенеральный прокурор. --Желаю вам
хорошо выспаться. Мне, к сожалению, это вряд ли удастся.
Он вздохнул и, взяв свечу, проводил меня до входной двери.
ГЛАВА V. В ДОМЕ ГЕНЕРАЛЬНОГО ПРОКУРОРА
Наследующийдень,ввоскресенье,двадцатьседьмого августа,мне
удалосьнаконецосуществить свое давнеежелание --послушатьзнаменитых
эдинбургских проповедников, о которых я знал по рассказам мистера Кемпбелла.
Но увы! Стемжеуспехом ямог бы слушать в Эссендине почтенного мистера
Кемпбелла.Сумбурныемысли, беспрестанновертевшиеся вокругразговорас
Престонгрэнджем,недавали мнесосредоточиться,ияне столькослушал
поучения проповедников, сколько разглядывалпереполненныенародомцеркви;
мнеказалось,чтовсеэтопохоженатеатрили(соответственно моему
тогдашнемунастроению)насудебноезаседание.Этоощущениеособенно
преследовало меня вЗападнойцерквисее трехъярусными галереями, куда я
пошел в тщетной надежде встретить мисс Драммонд.
Впонедельникявпервые в жизни воспользовался услугами цирюльника и
остался очень доволен. Затем я пошел к Генеральному прокурору и снова увидел
уегодверей красныемундиры солдат,яркимпятномвыделявшиеся на фоне
мрачных домов. Я огляделся, ища глазами юнуюледи и ее слуг, но их здесь не
было.Однако, когдаменяпровели вкабинетик или приемную, где япровел
томительные часы ожидания в субботу, я тотчасзаметил в углу высокую фигуру
ДжемсаМора. Его, казалось, терзала мучительная тревога,рукииноги его
судорожноподергивались,а глазабеспрерывнобегали постенам небольшой
комнатки; явспомнилоегоотчаянномположениии почувствовалкнему
жалость. Должно быть,отчасти эта жалость, отчасти сильный интерес, который
вызывала во мне его дочь, побудили меня поздороваться с ним.
-- Позвольте пожелать вам доброго утра, сэр, -- сказал я.
-- И вам того же, сэр, -- ответил он.
-- Вы ждете Престонгрэнджа? -- спросил я.
-- Да,сэр,идайбог,чтобы ваш разговорс этим джентльменом был
приятнее, чем мой.
-- Надеюсь, что ваша беседа, во всяком случае, будет недолгой,так как
вас, очевидно, примут первым.
--Меня нынчепринимают последним, --сказалон, вздернувплечии
разводя руками.
--Меня нынчепринимают последним, --сказалон, вздернувплечии
разводя руками.-- Такневсегда бывало, сэр, новременаменяются.Все
обстоялоиначе, юныйджентльмен, когдашпага былав чести,а солдатская
доблесть ценилась высоко.
Он растягивалслова, чуть гнусавя, как все горцы, и это почему-то меня
вдруг разозлило.
-- Мне кажется,мистер Макгрегор,-- сказал я, --чтосолдат прежде
всего должен уметь молчать, а главная его доблесть -- никогда не жаловаться.
-- Я вижу, вы знаете мое имя, -- он поклонился, скрестивруки, -- хотя
сам я не вправе его называть. Что ж, оно достаточно известно:я никогдане
прятался от своих врагов и называл себяоткрыто; неудивительно, если и меня
самого и мое имя знают многие, о ком я никогда не слыхал.
-- Да, ни вы не слыхали, -- сказал я, -- ни пока еще многиедругие, но
если вам угодно, чтобы я назвал себя, то мое имя -- Бэлфур.
-- Имяхорошее,-- вежливо ответил он, -- его носятнемало достойных
людей. Помню, в сорок пятом году у меня в батальонебыл молодой лекарь, ваш
однофамилец.
-- Это, наверное, был брат Бэлфура изБайта, --сказал я; теперь уж я
знал об этом лекаре.
--Именно, сэр,-- подтвердил ДжемсМор. -- Атаккак мы сражались
вместе с вашим родственником, то позвольте пожать вашу руку.
Он долго и ласково жал мне руку, сияя так, будто нашел родного брата.
-- Ах, -- воскликнул он, -- многое изменилось с тех пор, как мы с вашим
родичем слышали свист пуль!
--Онбылмнеочень дальним родственником, --сухо ответил я, -- и
должен вам признаться, что я его никогда и в глаза не видал.
-- Ну, ну, -- сказал Джемс Мор, -- это неважно. Но вы сами...ведь вы,
наверное, тоже сражались? Я не припомню вашего лица, хотя оно не из тех, что
забываются.
--Втотгод,которыйвыназвали, мистерМакгрегор,ябегалв
приходскую школу, -- сказал я.
--Как вы еще молоды! -- воскликнул он. -- О, тогда вам низа чтоне
понять,что значит для меня наша встреча. В мойгорький часвдоме моего
врага встретить человекаодной кровис моим соратником-- это придает мне
мужества,мистерБэлфур,какзвукигорских волынок. Сэр,многие из нас
оглядываются на прошлое с грустью, а некоторые даже со слезами. В своем краю
яжил, каккороль;ялюбил свою шпагу,свои горы, веру своихдрузейи
родичей, и мне этого было достаточно. А теперья сижу в зловонной тюрьме, и
поверите ли, мистер Бэлфур,-- продолжал он, беря меня под руку и вместе со
мной шагая по комнате, -- поверите ли, сэр, что я лишен самого необходимого?
По злобному навету враговвсе мое имущество конфисковано. Как вам известно,
сэр, меня бросили в темницу по ложному обвинению в преступлении, в котором я
так женеповинен, как и вы. Онине осмеливаютсяустроить надо мной суд, а
тем временем держат меняв узилище раздетого и разутого. Как жаль; что я не
встретилздесь вашего родича или его брата из Бэйта.