--Да!-- сказал ясебе, а несумасшедшейстарухе. --Неужели они
поплатились жизнью за такой пустяк? Вот уж поистине полный проигрыш!
-- Дай твою руку,голубчик, -- бормотала старуха,-- дай, я предскажу
твою судьбу.
-- Ненадо,матушка,-- ответиля. --Пока чтояи самее вижу.
Нехорошо заглядывать слишком далеко вперед.
-- Твоя судьба у тебя на лбу написана, -- продолжала старуха. -- Есть у
тебяславнаядевушка с блестящимиглазками,и естьмаленький человекв
коричневой одежде,и большойчеловекв пудреном парике,а поперектвоей
дороги, миленький мой, лежит тень виселицы. Покажи руку, голубочек, и старая
Меррен расскажет тебе все, как есть.
Дваслучайных совпадения -- Алан и дочь Джемса Мора!-- поразили меня
таксильно,что,швырнувэтому страшному существуполпенни, ябросился
прочь,астаруха все такжесиделапод качающимися тенямиповешенных и
играла монеткой.
Идти помощеннойщебнем Лит-Уокской дороге былобы гораздо приятнее,
если бы не эта встреча. Древнийвал тянулся между полей -- я никогда еще не
видел столь тщательно возделаннойземли; кроме того, мне было отрадно снова
очутиться в деревенской глуши; но в ушах у меня звенели кандалы на виселице,
перед глазамимелькали ужимки и гримасы старой ведьмы, и мысль о повешенных
преследовала меня, словно дурной сон. Быть повешенным --страшная участь; а
чтопривело человека на виселицу -- двалишотландскихшиллинга или, как
сказал мистер Стюарт, чувстводолга, то, если онзакован вцепи,вымазан
дегтем и повешен, разница не очень велика. Воттак же можетвисеть и Дэвид
Бэлфур, и какие-то юнцы, проходя мимо по своим делам, мельком подумают о нем
изабудут, а старая полоумная ведьма будет сидеть у столбаи предсказывать
им судьбу,ачистенькие красивые девушкимимоходом взглянут, отвернутся и
заткнут носик. Я представлял себе их очень ясно -- у них серые глаза и шарфы
цвета Драммондов на шляпках.
Я был сильно подавлен всем этим, норешимостьмоя ничуть не ослабела,
когда я увидел перед собойПилриг, приветливый дом с остроконечной кровлей,
стоявшийудорогисредиживописныхмолодыхдеревьев.У дверейстояла
оседланная лошадь хозяина; он принял меня в своем кабинете, средимножества
ученых книг имузыкальных инструментов,ибоон былнетолькосерьезным
философом, ноинеплохим музыкантом.Он сердечно поздоровался сомной и,
прочитав письмо Ранкилера, любезно сказал, что он к моим услугам.
--Ночто же,родич мойДэвид,-- ведьмысвами,оказывается,
двоюроднаяродня? что жея могу для вас сделать?Написать Престонгрэнджу?
Разумеется, это мне нетрудно. Но что я должен написать?
-- МистерБэлфур,-- сказал я,--еслибыяповедал вам всю свою
историюс началадо конца, то мне думается--и мистерРанкилер того же
мнения, -- что вам она пришлась бы не по душе.
-- Очень прискорбно слышать это от родственника, -- сказал он.
-- Очень прискорбно слышать это от родственника, -- сказал он.
-- Поверьте, я не заслужил этих слов, мистер Бэлфур, -- сказал я. -- На
мне нет такой вины, которая былабы прискорбна для меня, а из-за меня и для
вас--разве только обыкновенные человеческие слабости. "Первородныйгрех
Адама, недостаток прирожденнойправедности и испорченность моей натуры"--
вотмои грехи, но меня научили,где искатьпомощи, -- добавил я, так как,
глядя на этогочеловека, решил, что произведуна неголучшее впечатление,
еслидокажу, что знаюкатехизис. -- Ноесли говорить омирской чести, то
против нееу меня нет больших прегрешений, и мне не в чем себя упрекнуть; а
в трудное положениея попал против своей воли и, насколько я понимаю, не по
своей вине. Беда моя в том, что я оказался замешанным в сложное политическое
дело, о котором, как мне говорили, вам лучше не знать.
--Чтоже,отлично,мистерДэвид, -- ответилон. -- Рад,чтовы
оказались таким, как описал васРанкилер. Ачто касается политических дел,
то высовершенно правы. Ястараюсьбыть вне всяких подозренийидержусь
подальше от политики. Одного лишьне пойму: какя могу оказать вам помощь,
не зная ваших обстоятельств.
--Сэр, --сказал я, --достаточно,если вы напишетеего светлости
Генеральному прокурору, что я молодой человек из довольно хорошего рода ис
хорошим состоянием -- и то и другое, по-моему, соответствует истине.
--Так утверждает и Ранкилер,-- сказал мистер Бэлфур, -- аэтоДля
меня самое надежное ручательство.
--Можно еще добавить (если вы поверитемне наслово), чтояверен
англиканской церкви, преданкоролюГеоргуи в такомдухе былвоспитан с
детства.
-- Все это вам не повредит, -- заметил мистер Бэлфур.
--Затем,выможете написать,чтоя обращаюськего светлости по
чрезвычайноважномуделу,связанномусослужбойеговеличествуисо
свершением правосудия.
-- Так каквашегодела я не знаю, -- сказал мистер Бэлфур,--то не
могу судить, скольоно значительно. Поэтому слово "чрезвычайно" мы опустим,
да и "важное" тоже. Все остальное будет написано так, как вы сказали.
-- И еще одно, сэр, -- сказал я, невольнопотрогав пальцем шею, -- мне
очень хотелосьбы, чтобы вы вставили словечко, котороепри случае могло бы
сохранить мне жизнь.
-- Жизнь? -- переспросил он. -- Сохранить вам жизнь? Вот это мне что-то
ненравится.Если дело стольопасно, то,честно говоря,яне испытываю
желания вмешиваться в него с завязанными глазами.
-- Я, пожалуй, могу объяснить его суть двумя словами, -- сказал я.
-- Да, вероятно, так будет лучше.
-- Это эпинское убийство, -- произнес я.
Мистер Бэлфур воздел руки кверху.
-- Силы небесные! -- воскликнул он.
По выражению его лица и по голосу я понял, что потерял защитника.