-- Позвольте мне объяснить... -- начал я.
-- Благодарю покорно, ябольше ничего нежелаю слышать, -- сказал он.
-- Я in toto[1] отказываюсь слушать. Ради имени, которое вы носите, и ради
Ранкилера, а быть может, отчастииради вас самого, ясделаю все для меня
возможное, чтобыпомочь вам; нооб этом деле я решительно ничего нежелаю
знать. И считаюсвоимдолгом предостеречь вас,мистер Дэвид. Это глубокая
трясина, а вы еще очень молоды. Будьте осторожны и подумайте дважды.
-- Надо полагать, я думал больше, чем дважды, мистер Бэлфур,-- сказал
я. -- Позволю себе напомнить вам о письме Ранкилера, в которомон -- верю и
надеюсь! -- выражает одобрение тому, что я задумал.
--Ну, ладно, ладно, -- сказал мистерБэлфуриеще раз повторил: --
Ладно,ладно.Сделаювсе, чтомогу. -- Он взялпероибумагу, немного
помедлили стал писать,обдумывая каждоеслово. --Стало быть,Ранкилер
одобряет ваши намерения? -- спросил он немного погодя.
-- Мы обсудилиих,и он сказал, чтобы я, уповая на бога, шелк своей
цели.
--Да, безбожьейпомощи вам необойтись, -- сказал мистер Бэлфур и
снова принялся писать. Наконец, он поставил свою подпись, перечел написанное
иопять обратился ко мне:--Ну, мистер Дэвид, вотвамрекомендательное
письмо, я приложу свою печать, но заклеивать конверт не стануи дам его вам
незапечатанным, какположено по этикету. Но поскольку я действую вслепую, я
прочту его вам, а вы глядите сами, то ли это, что вам нужно.
"Пилриг, 26 августа 1751 года.
Милорд!
Позволяю себе представить вам моего однофамильца и родственникаДэвида
БэлфураизШоса,молодогоджентльменанезапятнанногопроисхождения,
владеющегохорошимсостоянием.Крометого, онобладаетиболее ценным
преимуществом --благочестивым воспитанием,а политическиеегоубеждения
таковы, что ваша светлостьне может желать ничеголучшего. Я не посвящен в
дела мистераБэлфура, но, насколькомне известно, он намеренсообщить вам
нечто,касающееся службы еговеличеству исвершенияправосудия, тоесть
того, о чем,как известно, неустанно печется вашасветлость. Мнеостается
добавить, что намерение молодого джентльменазнают и одобряют несколько его
друзей, которыеснадеждой и волнением будут ждать удачного или неудачного
исхода дела".
--Затем, -- продолжалмистер Бэлфур,-- следуютобычные изъявления
преданностии подпись. Вы заметили, я написал "несколькодрузей"; надеюсь,
вы можете подтвердить, что я не преувеличиваю?
-- Несомненно,сэр, мои цели и намерениязнают и одобряют неодин, а
несколько человек, -- сказаля. -- А что касается вашего письма, за которое
свашегоразрешенияя приношувамблагодарность,то онопревзошло мои
надежды!
-- Этовсе, что я сумел из себя выжать,-- сказал он, -- и, зная, что
этоза дело,в которое вынамерены вмешаться, я могу толькомолить бога,
чтобы мое письмо принесло вам пользу.
ГЛАВА IV. ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ПРОКУРОР ПРЕСТОНГРЭНДЖ
Мой родственник заставил меня отобедать с ним -- "дабы поддержать честь
дома", -- сказал он; поэтому наобратном путияшагал гораздобыстрее. Я
думал толькоотом, как бы поскореепокончить соследующей частьюмоего
дела,испешилнавстречу опасности;ведь длячеловекав моем положении
возможностьотделатьсяотколебанийиискушениясамапосебеочень
соблазнительна; тем сильнее было мое разочарование, когдая, добравшисьдо
дома Престонгрэнджа, услышал, что егонет. Должно быть, мне сказали правду,
иего в самом деле не было дома ни в ту минуту, ни в последующиенесколько
часов; но потомя убедился, что Генеральный прокурор вернулся и принимает в
соседней комнатегостей, а о моем присутствии, очевидно, просто позабыли. Я
бы давно ушел, если бы не страстное желание немедленно рассказать все, что я
знаю,чтобы наконец-то заснутьсоспокойной совестью. Сначалая пробовал
читать:в маленькомкабинете, гдея ждал, быливсевозможныекниги.Но,
боюсь, от этого чтения было мало проку; анебо тем временем заволокли тучи,
сумерки наступилираньше обычного,акабинетикосвещалсяоконцемвроде
бойницы,ивконцеконцовмнепришлосьотказатьсяотединственного
развлечения (если это можно так назвать) и остальное время ждать в тягостном
безделье.Впрочем, одиночествомоенесколькоскрашивалидоносившиеся из
ближнейкомнаты приглушенные разговоры, приятные звуки клавикордов и поющий
женский голос.
Незнаю, который был час, но уже давно стемнело, когда дверькабинета
открылась и на пороге появился освещенный сзади высокий мужчина. Я тотчас же
встал.
-- Здесь кто-то есть? -- спросил вошедший. -- Кто это?
-- Я пришел к Генеральному прокурору с письмом от лорда Пилригского, --
ответил я.
-- И давно вы здесь?
-- Боюсь назвать точно, сколько именно часов, -- сказал я.
-- Впервые об этом слышу, -- скоротким смешком отозвался вошедший. --
Должнобыть,моячелядьпозабылаовас.Новысвоегодобились,я
Престонгрэндж.
Сэтимисловами онпрошелвсмежную комнату, кудапо его знакуя
последовал за нимигде онзажег свечу и сел за письменный стол. Это была
длинная, но просторнаякомната,сплошь уставленнаякнижными полками вдоль
стен.Огонек свечи вуглуслабо освещал статнуюфигуру и энергичное лицо
Генерального прокурора. Онбыл красен, глаза его влажно блестели, и, идяк
столу, он заметно пошатывался. На нем, несомненно, сказывался обильный ужин,
однако и разум и язык повиновались ему полностью.
-- Ну чтоже, садитесь, сэр, -- сказал он, -- и давайте сюда письмо из
Пилрига.
Он небрежно пробежал глазами начало письма, взглянул на меняи кивнул,
дойдя домоегоимени,нопоследние строчки, как мне показалось, прочел с
удвоенным вниманием-- я даже могупоручиться,чтоон перечел их дважды.