Вдали на
аванпостах раздаются выстрелы, изредка грохочет пушка.
На свободном пространстве толпятся и бродят солдаты всех армий.
Мародерство в полномразгаре. Зуавы рискуют недостать даже объедков.
После минутногоудивленияониотправляютсядалеегимнастическимшагом,
прижав локти к телу, причем котелки, которые они несут, болтаются и бренчат.
Первые аулы, хижины, обитаемые татарами, опустошены.Все взято, словно
выметено, и несчастные крестьяне горько оплакивают свое разорение.
Зуавы,видавшиемногоподобныхсцен,проходятмимо,необратив
внимания, ускоряют шаги, наконец, бегут со всех ног. На пути они встречают
линейцев,нагруженных,какмулы,сраскрасневшимися отвина лицами,с
воспаленными глазами.
Зуавыдостигают большойфермы, расположеннойсреди виноградников. На
двореужасающий беспорядок.Солдатывсех армийвоюют наскотномдворе.
Артиллерист режет саблей свинью, которая отчаянно визжит. Венсенский стрелок
взваливаетсебе наплечи барана,толпастрелков толкает и тащитмычащую
корову, между тем как англичане в красных мундирах охотятся и за птицей.
--Чертвозьми,--ворчитодиниз зуавов, --нам эдак ничегоне
останется!
Сорви-голова хохочет и кричит:
-- Не бойся! Через минуту у нас будет всего вдоволь!
Из подвала текут реки вина.
Сорви-голова облизывает губы.
- Что, если бы выпить глоток? -- говорит он.
-- Отлично! -- отвечают в один голос зуавы.
Онибегут к подвалу и смотрят. Тамможноутонуть ввине.Настоящее
крымское вино, сухое, розовое, искристое, которое пахнет кремнем.
В погребе находились сотни бочек вина.
Солдаты прокололи втулки саблями иштыками. Вино полилось,потекло по
подвалу и задержалось в его стенах, как в цистерне.
-- Ах,плуты! --кричитодин иззуавов.--Надо пить! У менянет
предрассудков, когда тут разливанное море вина!
Никто не думает об умеренности. A la guerre, comme a la guerre!
Всеначинаютпить, пить безконца, празднуя это единственное в своем
роде открытие.
Зуавы напитываются вином как губки.
Сорви-голова успел наполнить все котелки.
-- Теперь, -- говорит он, -- похлопочем об обеде!
Они возвращаются на скотный двор, где продолжается ожесточенная битва.
Сорви-голова, откоторогоне ускользаетничего,замечает прелестный
розовый куст в полномцвету, срывает розы, связывает их былинкой в красивый
букет и бережновтыкает еговскладки своего шерстяного пояса. Товарищи с
удивлением смотрят на него. Какие там розы, когда тут разливанное море вина,
а двор полон птицы!
Ноувсякогосвой вкус,и Сорви-голова, предводительотряда, имеет
полное право выполнять свои фантазии.
Жан спокойно прикладывает руки ко рту в виде воронки и вопит:
-- К оружию! К оружию! Казаки!
Безумнаяпаника охватывает мародеров.
Жан спокойно прикладывает руки ко рту в виде воронки и вопит:
-- К оружию! К оружию! Казаки!
Безумнаяпаника охватывает мародеров.Они бросают добычу, бегут через
дворв ворота и исчезают, совсем перепуганные, потерявшиеся. Зуавы остаются
одниикусаютсебегубы,чтобынеразразитьсясумасшедшимсмехом.
Сорвиголова весело кричит:
-- Все наше! Мы выберем, что нам нравится, и унесем в лагерь!
Посередине двора лежит умирающая свинья, брошенная артиллеристом.Один
иззуавоввзваливает еесебе наспину,приговаривая:"Пойдем,госпожа
свинья! Пойдем!"
Другиехватают индюшеки гусей. Сорви-голова запасся петухом и жирной
уткой, которых он держит за шею обеими руками.
Птицыотчаянноболтают лапкамии крыльями.Жанстановится во главе
отряда и командует:
-- Налево кругом марш!
Он весело идетвпереди, подпрыгивая, встряхивая задыхающихся петухаи
утку.
Между тем беглецы, заметив, что они обмануты, постепенно возвращаются.
В тот момент, когда Сорви-голова, жестикулируя,проходитв ворота, он
сталкивается с каким-толинейцем,толкает егои идет дальше,необратив
внимания нагалуны сержанта, нашитые на его рукаве, идаже не извинившись.
Очевидно, крымское вино сильно подействовало на него.
Унтер-офицер сурово окликает его:
-- Эй ты, зуав, разве у тебя в полку не отдают честь старшим?
Артиллеристы,линейцы,охотники,англичане останавливаются, образуют
круг и смотрят, забавляясь затруднительным положением зуава, который обманул
их.
Сорви-головапристальносмотритнасержанта,узнает его икричит,
смеясь:
-- Ах, в самом деле! Ведь это Леон, мой старыйтоварищ. Леон Дюрэ, мой
однокашник... Как я рад, как счастлив тебя видеть!
Очень бледный, нахмуренный, скривив рот, унтер-офицер отвечает:
-- Здесь нет ни товарищей, ни однокашников! Естьтолькоунтер-офицер,
которого простой солдат грубооскорбил. Приказываю тебе сейчас же встать во
фронт и отдать мне честь!
Сорви-голова,совсемопешив,неверитсвоим ушам.Зуавы ворчат, в
группе других солдат слышится ропотодобрения. Сорви-голова все еще думает,
что с ним шутят, и задыхающимся голосом спрашивает:
-- Ты шутишь, Леон, не правда ли? Мы выросли в одной деревне, поступили
вместенаслужбу,в одини тотже деньбыли сделаны капралами, а потом
сержантами... я снял галуны только для того, чтобы перейти в полк зуавов!..
-- Я знаю только, что ты, простой солдат, не извинился за свою грубость
и неловкость и не отдал чести старшему чину! Ладно, ты еще услышишь обо мне,
зуав!
Завидуя зуавам, этомуизбранномуипопулярномувоФранциикорпусу
войск,пользующемусямногимипривилегиями,солдатыдругихармий
посмеиваются.