Всякая надежда напрасна.
Кто решится проситьо помилованииэтогожелезногочеловека, который
называется Сент-Арно?
Тетка Буффарикплачет, неосушая глаз.Роза,бледная, какмертвец,
рыдает. Буффарик бегает, проклинает, горячится и кричит:
--Никогда не найдется зуавов, способных убить Жана! Стрелятьв него!
О, черт возьми! Я переверну небо и землю,буду просить, умолять... Ведь нас
любят здесь!
Он бегает повсюду, пытается просить, хлопотать -- и напрасно.
Ночь наступает.Сорви-головазаключенвпалатке под охраной четырех
часовых, которые должны следить за ним, так как отвечают за него головой.
Буффарикнеутомим.Вотчаянии онсобираетвокругсебядвенадцать
старейших сержантов полка,говорит с ними, заинтересовывает их судьбой Жана
и кричит своим резким голосом:
-- Ну, товарищи, скажите, неужели этот храбрец из храбрецов должен быть
казнен как преступник? Нет, нет, гром и молния! Если он осужден, пусть умрет
смертьюсолдата!Пустьпадетподнеприятельскимипулями,сражаясьза
отечество, за нашу старую Францию! Не правда ли? Пойдемте, товарищи, просить
у маршала этой милости... этой великой милости!
Делегациябылапринятамаршалом.Измученныйлихорадкой,едва
оправившисьотприступахолеры,главнокомандующий,больной,нервный,
остается непоколебим. Как бы тони было, чтобы ни случилось, Сорви-голова
будет расстрелян в полдень! Это послужит примером для других.
Ночь проходит, свежая и тихая. Начинает светать.
Начинающийся день будетпоследним для многих храбрецов. Пушка! Веселая
заря! Зажигают костры и готовят кофе.
Послебессонной ночиБуффарикскраснымиглазами, задыхаясь, бежит
увидать Жана, сообщитьему ужасную истину,обнятьеговпоследнийраз,
проститься!Увы! Осужденныйне долженвидетьникого, даже старого друга,
даже Розу, молчаливое отчаяние которой раздирает сердце.
Кофе выпит,мешкисложены,оружиеприготовлено.Слышен звук трубы.
Дежурные офицерыскачут верхом взади вперед, роты вытягиваются, батальоны
формируются.Через четвертьчаса полкготов. Все--на местах, никто не
может более располагать собой. Буффарик едвауспевает встать на свое место,
подле знамени. Во главепервого батальона держится тетка Буффарик, в полном
параде, одетая вкороткую суконную юбку с маленьким трехцветным бочонком на
перевязи. Наголовеу нее шляпа с перьями, к поясу привешен кинжал. Позади
едет тележка с военнымзначком, сопровождаемаяРозой иТото. Заповозкой
идет мул Саид со своим вьюком и огромными корзинами...
Вдали глухо грохочет пушка. Виден белый дымок... Это битва.
Полковник поднимает саблю икричит команду.Звучаттрубы. Две тысячи
штыков поднимаются вверх, полк двигается, вытягивается, волнуется, удаляется
и исчезает.
Осталисьтолько пустыепалатки, потухающие костры иоколо 20 человек
инвалидов, охраняющих лагерь.
Осталисьтолько пустыепалатки, потухающие костры иоколо 20 человек
инвалидов, охраняющих лагерь.
Осужденныйнаходится впалатке счетырьмя часовыми по углам, которые
удивляются,что жандармы не идутза преступником,излятся, что не могут
принятьучастие в битве. До последней минутыбедный Жаннадеялся, что ему
позволятумеретьвбою.Увы, нет!Оностался здесь один,опозоренный,
забытый,сногой,крепкопривязанной к колу.Роднаявоеннаясемья уже
отвернулась отнего как от недостойного, нехочет ни видеть его, ни знать.
Скоро придут жандармы и поведут его на позорную казнь как преступника.
Этоужеслишком.Вопльвырываетсяиз грудиЖана,онразражается
рыданиями. Это первыйи единственный признакслабости, который он позволил
себе.Товарищи,которыехорошознаютего,глубокопотрясены.Они
переглядываются и думают про себя, что дисциплина -- вещь бесчеловечная.
Один из нихмашинально протыкает штыком бок палатки. Перед нимиЖан с
бледнымлицом,сполнымислезглазами.Геройвторогополказуавов,
Сорви-голова плачет, как дитя!
Глухим отрывистым голосом он кричит:
-- Убейте меня! Убейте! Ради Бога! Или дайте мне ружье!
--Нет, Жан, нет,бедный друг,ты знаешь -- приказ! -- тихо отвечает
ему товарищ.
Сорви-голова тяжело вздыхает, выпрямляется и восклицает:
-- Роберт! Вспомни... Ты лежал, какмертвый... в пустыне... пораженный
солнечным ударом... Нас было пятьдесят человек,мы были окружены пятьюстами
и отступили,хотя это не в привычку нам! Ни телеги, ничего... каждый спасал
свою шкуру! Кто донес тебя па спине до лагеря? Кто тащил тебя умирающего?
-- Ты, Жан,ты, дружище! -- отвечает часовой, и сердце его разрывается
от скорби.
Сорви-голова обращается к другому:
-- А ты, Дюлонг, кто поднял тебя, раненого, когда ты лежал,готовясь к
смерти, во рву?
-- Ты--мой спаситель, Жан! Моя жизньпринадлежит тебе! -- отвечает
тронутый зуав.
-- А ты, Понтис, -- продолжает Сорви-голова. -- кто принял за тебя удар
в грудь? Кто бросился и прикрыл тебя своим телом?
-- Ты, Жан, ты... и я люблю тебя как брата.
Сорви-голова, продолжая это геройскоеперечисление, протягивает руки к
четвертому часовому и кричит:
-- Ты, Бокамп,ты умиралотхолерывсарае Варны. Нидоктора,ни
лекарств, ни друзей -- ничего!Кругом стоналиумирающие. Кто оттирал тебя,
согревал, чистил и убирал за тобой, желая спасти тебя, кто, умирая от жажды,
отдал тебе последнюю каплю водки?
--Яобязантебежизнью!--отвечаетчасовой,глазакоторого
наполняются слезами.
Все четверо повторяют:
-- Наша жизнь принадлежит тебе... Чего ты хочешь?
--Яничегонехочу.